Родился в Калужской области, которая уже осенью 1941 года была оккупирована немцами. И хотя ему было только шесть лет, он помнит это страшное время. Помнит, как в сорокоградусные морозы 1942 года фашисты везли по поселку бочки с бензином, обливали дома и поджигали их. Помнит, как в зимнюю стужу немцы перегоняли беженцев от одного населенного пункта к другому. Это была длинная вереница стариков, женщин, детей, оборванных и голодных.
Детская память сохранила жуткую картину, когда в одной из деревень стояли три виселицы, на которых бросались в глаза длинные тела мужчин в белых рубашках. Так поступали с теми, кто помогал партизанам. Женщины загораживали собой эту страшную картину от детей, чтобы те не видели зверских расправ над людьми.
В день они проходили десятки километров от деревни к деревне, но жители не могли их накормить, потому что немцы уже отобрали все: кур, поросят, коров. Работали на вернувшихся с Запада бывших помещиков. Здесь заставляли работать подростков и женщин с раннего утра и до позднего вечера за миску супа и маленький кусочек хлеба. Тех, кто терял силы, надзиратели били плетками и заставляли работать.
Когда в 1943 году немцы начали отступать, они погнали с собой и беженцев, которых брали в свои обозы с награбленным, чтобы советские войска их не обстреливали. Дмитрий Иванович помнит, как их посадили в товарные вагоны и привезли в Прибалтику. Поместили за колючей проволокой в бараках концлагеря на деревянные нары. Кормили их баландой (вода с мукой), хлеба давали по 50 граммов.
Вокруг лагеря стояли вышки с часовыми, но все равно его старший брат сумел сбежать. Когда часовой поднялся на вышку, мальчишки доской, оторванной от стены барака, подняли колючую проволоку, и брат бросился в лес. О его дальнейшей судьбе ничего не известно. Затем Дмитрия вместе с мамой, сестрой и братом увезли из этого лагеря в Германию, в город Штутгард. Маме было 37 лет, сестре - 10, брату-13 лет.
Мама с братом работали на заводе, а сестра помогала вместе с Димой по хозяйству в столовой.
В 1945 году, накануне Победы, они были освобождены американцами. Буквально за месяц до Победы - 14 апреля - погиб его отец. Он похоронен в братской могиле на кладбище в Сельнице (Югославия).
В 1950 году семья переехала к родственникам в Красноармейск.
Отучившись в школе 7 лет, Дмитрий Иванович окончил Краснозаводский техникум и был призван в армию.
В 1959 году он пришел в КНИИМ на должность техника-конструктора. В 1969 году без отрыва от производства он окончил вечернее отделение Всесоюзного машиностроительного института.
За успехи в работе Дмитрий Иванович неоднократно награждался Почетными грамотами. Он награжден знаком «Изобретатель СССР» за шесть авторских свидетельств на изобретения. Его имя внесено в книгу почета КНИИМ и присвоено звание «Заслуженный работник института». Дмитрий Иванович участвовал в разработках оборудования и осуществлял непосредственное внедрение станков, автоматов и технологических линий на заводах отрасли. Активно участвовал в общественной жизни института: был председателем совета ВОИР, парторгом отдела, членом народного контроля.
Воспоминания Д.И. Алпатова,
Написанные про просьбе сотрудников
Центра краеведческой информации при Красноармейской ЦБС
1942 год. Мне исполнилось 6 лет, но детская память навсегда оставила впечатления о войне.
21 января немцы подожгли почти все дома рабочего посёлка Еленский, недалеко от Брянска. Мужчины ушли в брянские леса. Наша семья и несколько соседей спрятались в пустом полу раз рушенном овощехранилище. Оно находилось под горкой за дворами. Ночью через приоткрытые ворота наблюдалась страшная, запомнившаяся на всю жизнь картина: небо было красное, и на его фоне мелькали тёмные тени от пылающих бревен и летающих искр. Слышны были автоматные очереди, крики, причитания, стоны и, как никогда, громкий непрерывный лай и вой собак.
К утру всё притихло. Немцы, казалось, ушли. На окраине посёлка у чудом уцелевшей сторожки собрались погорельцы: старики, женщины, дети. Народу было много. На улице стоял сорокаградусный мороз. Ходили в дом по очереди греться. Женщины организовали охрану. Через некоторое время сообщили, что идут немцы. Молодёжь побежала по тропе в лес. Мама со мной и моим братом Серёжей, которому шёл десятый год, спряталась в большом тёмном помещении, в котором раньше обжигали дрова на уголь. Ворота этого помещения были большие и открывались внутрь. Мама со мной спряталась в дальнем углу за досками, а Серёжа стал у стены за открытыми воротами. Два немца зашли в помещение на несколько шагов, дали в темноту очередь из автомата и стали уходить, но ворота стали сами закрываться и немцы увидели брата."Партизан?" и повели его на улицу. Как потом рассказывала мама, она думала, что, если раздадутся выстрелы, то его убьют. Выстрелы раздались. Но через некоторое время в открытых воротах показался Серёжа. "Мама! Если вы живы, выходите. Немцы ушли". Он тоже переживал. Мы вышли. Дом горел. На снегу валялась убитая собака.
Оказалось, что это в неё стреляли немцы. Народ стоял у догорающего дома. Все остались без крова и решили идти в ближайшую деревню. Шли по лесной дороге и встретились с мужиками, которые ушли в лес при приближении немцев. У них уже был командир, но оружия не было, если не считать трёх охотничьих ружей на двенадцать-тринадцать человек. Таковы были первые партизанские отряды. Мама была беременна. Отец и ещё трое мужиков пошли с нами. Они знали деревню, где не было немцев. До неё было двенадцать кило,- метров. Пришли в деревню. Здесь был отряд красноармейцев. Всех разместили по домам. Через три дня мама родила девочку. Её назвали Катей. Потом по возрасту были: я-6 лет, Фрося- 8 лет, Серёжа-10 лет и Петя-12 лет.
Но фронт приближался. Через 3-4 дня начался обстрел деревни немцами. Наши отстреливались из одной пушки, пулемёта и винтовок. Немецкие снаряды рвались в деревне непрерывно. Отец нашёл старика с лошадью и санями. Мы доехали до соседней деревни. Почти следом за нами пришли и красноармейцы. Собрали мужчин, построили, и офицер объявил, что они призываются в Красную Армию, и вручил им винтовки. Среди призванных был и мой отец. Он простился с нами, и с тех пор мы его не видели. Немцы опять пошли в наступление. Силы были неравны. Наши, отстреливаясь, покидали деревню. Немцы приближались. Женщины с детьми спрятались в уличном погребе, как мне тогда показалось, очень глубоком. Сверху были слышны выстрелы. Потом - тишина и снова стрельба, но уже более интенсивная. Это в деревню уже зашли немцы. Вдруг люк погреба открылся и в его просвете появилась рука с гранатой. "Партизан" - прозвучал немецкий голос. Женщины закричали, дети заплакали. "Лезай!"- скомандовал тот же голос. Все вылезли из погреба. Мне запомнилось, как немцы шли по дороге. Один немец на ходу стрелял очередями из пулемёта, ствол которого лежал на плече впереди идущего.
Всех, вылезших из погреба, немцы загнали в дом. Когда стрельба прекратилась, немцы натаскали на пол соломы, нас загнали на подпол и на русскую печь, которую растопили и потом почти не гасили. Они варили кур, ели, спали на соломе. На печи и на подполе было невыносимо жарко и душно. Этого не смогла перенести Катя. Она умерла через неделю. Её похоронили на месте сгоревшего сарая, где была ещё не сильно замёрзшая земля.
Потом нас с обозом немцев погнали от одной деревни к другой. Куда и зачем? - никто не знал. Шли с отрядами немцев вперемешку. Так немцы прикрывали перемещения своих войск. Обоз обстреливали наши, но снаряды рвались рядом.
Пришлось видеть картины полей после боя. На одном из таких полей недалеко от дороги стояли два подбитых танка с крестами и разбитое орудие. Около орудия лежали убитые красноармейцы, наполовину занесённые снегом. Один из них лежал на спине с поднятой рукой, сжатой в кулак. "Убили, а он всё равно грозит немцам" - шептали женщины одна другой.
В одной деревне стояла, похожая на букву "Г", виселица. На ней висел длинный мужчина весь в белом. Женщины не давали нам детям на него смотреть, закрывая собой, но мы это видели. Местные жители говорили, что это был председатель колхоза, коммунист. Так немцы расправлялись с коммунистами.
В каком-то небольшом городке нас загнали в баню: раздели, обжарили от вшей одежду, всех постригли наголо, в том числе и женщин. После бани нас поселили в охраняемый барак. Через несколько дней опять погнали - на этот раз в свой тыл.
Летом 1942 года мы уже были в Орловской области. Нас поселили в дом и, как потом оказалось, к хорошим людям. Они помогали нам, чем могли, хотя и самим было трудно и с одеждой, и с едой.
Женщин роняли на работу к барину, вернувшемуся в своё поместье. При советской власти здесь уже был детский сад и школа. Два старших брата ходили на работу в соседнюю деревню к хозяину: пасли овец и коров. Сестра и я ходили в соседние деревни с сумой попрошайничать. Нам подавали иногда кусок хлеба, иногда картошки, а некоторые добрые люди даже кормили щами или супом. Без этих добрых людей мы бы не выжили, особенно зимой. Лютый холод, снежная пурга - ни что не останавливало нас голодных. В заплатанной одежонке, укутывавшись во что-то похожее на шаль мы шли за спасительным куском. Мы особенно боялись собак, которые нас всегда преследовали. Зиму перезимовали, а весной братья начали копать землянку - свой жилой угол. Копали они вечерами, когда приходили с работы. Сестра и я помогали, как могли.
К середине лета уже начали заготавливать брёвна на перекрытие, но немцы уже начали готовиться к отступлению. Отправляли в Германию не только материальные ценности. Им нужна была дармовая рабочая сила. Они насильно увозили в Германию девушек и юношей от 14 лет и старше.
Дошла очередь до эвакуации всей деревни. Немцы всех повыгоняли из домов с помощью полицаев и опять - обозом от деревни к деревне. Когда проходили ближайший хутор, то здесь оказалось несколько овец. Это мои братья угнали их от хозяина. Часть овец зарезали, на кострах сварили овечье мясо, наелись досыта. Некоторые взяли мясо с собой, но было очень жарко и через день-другой оно уже стало тухлым, зачервивело. Жалко было выбрасывать. Когда останавливались, обжаривали это мясо на костре, съедали. Потом двигались дальше, подгоняемые немцами и полицаями.
Было очень жарко и душно. Хотелось пить, пить. Мы с ребятами обгоняли обоз, чтобы в колее дороги найти "чистую" лужу и, если она попадалась, то черпали из неё воду головными уборами вместе с плавающими в ней козявками и букашками, цедили, ловили ртом вытекающую струйку и пили.
Нас пригнали в небольшой городок, где была железнодорожная станция, и было очень много немецких солдат. На станции стояли составы из вагонов и платформ, гружёных лесом, тюками волос и пустыми консервными банками. Это всё готовилось к отправке в Германию.
Всех загнали в товарные - вагоны человек по пятьдесят. Двери вагонов Закрыли наглухо. Ехали долго. По закату солнца взрослые определили, что везут на запад. В туалет ходили через отверстие в полу вагона. На одной из остановок нас покормили бульоном из муки, дали по кусочку хлеба.
Разгрузили нас в Прибалтике, в городе Алитусе и загнали за многорядную колючую проволоку в лагерь из дощатых бараков. В бараках были двухъярусные нары из грубых досок. Кормили нас мучным бульоном, давали по кусочку хлеба со спичечную коробку. Женщин утром строем выгоняли на земляные работы. Работали под охраной. Но местные жители иногда по дороге им кидали куски хлеба. Этот жалкий кусок для нас голодных был большой радостью, если он доставался нашей матери. Женщины возвращались в лагерь усталые, совсем обессиленные.
Дети собирались за бараками перед колючей проволокой. Недалеко стоял сарай. За сараем было небольшое поле. За полем - лес. А что дальше, за ним? Сговаривались бежать. А как?
В один из пасмурных дней, когда часовой сошел с вышки на смену, ребята длинной доской, оторванной от стены барака, подняли колю- чую проволоку и мой брат Серёжа (Ему было 10 лет) прополз через образовавшуюся щель между проволокой и землёй и быстро побежал к лесу, прячась от немцев За сараем. Он добежал до леса и скрылся.
Вернулся он, как договорились, в то же время на следующий день. Ребята опять также подняли проволоку, и он оказался в лагере. Он рассказывал, что перед лесом - траншея, за лесом - речка, которую он переплыл, за речкой - хутор. В одном из домов хутора жили пожилые хозяева. Они его накормили и уговаривали остаться: у них погиб сын и они могли бы выдать его за своего сына, если бы немцы стали его искать. Но он вернулся, чтобы нас накормить хлебом и картошкой, что дали ему хозяева.
Через три дня он тем же путём бежал из лагеря. За ним следом убегала девочка лет девяти. Но часовой уже поднялся на вышку, увидел её и начал стрелять. Серёжа уже добежал до леса и из траншеи помахал нам кепкой. После этого мы его больше никогда не видели, хотя после войны его искали. А девочку немцы поймали, привели в барак. Её мать избили плёткой и через переводчика сказали, что, если кто ещё попытается бежать, то будет расстрелян. Попыток больше не было. Через несколько дней нас погрузили в такие же вагоны, как и раньше, и без нашего согласия привезли в Германию. В разных городах вагоны отцепляли. Наш вагон отцепили в небольшом городке Шондорфе, недалеко от Штутгарта. Нас поместили в чердачное, охраняемое помещение с решетками на окнах и дверях. Здесь было около двадцати человек пленных. В первые дни приходили женщины с красными крестами на повязках, приносили нам одежду, обувь. Рядом был небольшой механический завод, на который пригоняли работать военнопленных, брата и маму. На завод на железнодорожных платформах привозили фургоны. Их оборудовали внутри и отправляли обратно. Двое парней попытались бежать, забравшись в такой фургон, но их на ближайшей станции обнаружили собаки. Ребят немцы избили и привели обратно. Перед строем их продемонстрировали и объявили, что за попытку побега будет расстрел. Их увели. Потом приходили агитаторы. Они уговаривали идти в Освободительную армию. Двое согласились. Они говорили, что надеются на фронте перейти к своим.
Меня и сестру выпускали в город строго по времени на два часа. По улице важно ходил полицейский. В городе был порядок и чистота и было спокойно, пока не начались воздушные тревоги - выли сирены, предупреждающие о приближении самолётов и загоняющие всех в бомбоубежища.
Мы наблюдали, как высоко в небе летят десятки самолётов, образуя строгий прямоугольник. От их тяжёлого гула под ногами вибрирует земля. Вдруг от этого прямоугольника отрываются несколько самолётов и пикируют над городом, бросая бомбы, стреляя из пулемётов вдоль улицы. Асфальт крошится от пуль. Где-то в городе взрываются бомбы. Люди, не успевшие спрятаться, в панике бегут в бомбоубежища. Отбомбившись и оставив дымящийся город, самолёты улетают, догоняя прямоугольник. Это были или английские, или американские самолёты.
В марте 1945 началось наступление английских и американских войск. Они подступали уже к городу. Немцы взорвали мост через небольшую речку на окраине города. Мы ушли в горы. Наступающие обстреливали город. Немцы почти не сопротивлялись. Когда прекратился обстрел, мы возвратились в город, где уже были американцы. Всех военнопленных освободили. Мы тоже почувствовали свободу: ходили по городу, где угодно, катались на немецких велосипедах, которых они всегда оставляли на улице, и их никогда раньше никто не трогал.
Однажды мы с сестрой пошли в кино. Шёл детский фильм про мальчика и девочку, которые заблудились в лесу. Они вышли к домику, на стенах которого висели различные пряники. Мальчик взял один пряник, чтобы угостить им девочку, которая очень обессилела и хотела есть. Но в это время появилась баба Яга. Она растопила печь, посадила мальчика на большую лопату и стала заталкивать его в горящую печь. Мальчик упирался, как мог. И тут я не выдержал, закричал в истерике, заплакал. В зале зажгли свет. Меня отвезли в больницу. Нервное потрясение. Через две недели меня выписали из больницы. Но вскоре я опять заболел, когда увидел, как немецкие мальчишки разоряли гнездо небольшой птички. Они доставали птенцов из гнезда, отрывали им головы и разбрасывали в разные стороны. У меня заболела голова, поднялась температура, сильная дрожь. Я опять попал в больницу с тем же диагнозом - нервное потрясение.
Вскоре нас собрали, посадили в машины и переправили к нашим через мост на другой берег реки. Наверное, это была река Эльба. За рекой нас поселили в финские домики. Здесь мы пробыли с неделю. Всех зарегистрировали и поездом отправили по областям. Нас привезли на станцию Судимир, от которой надо было ещё добираться километров 25 до с. Колодясы - родины моего отца и мамы. На станции нам повезло. Из колхозов приехали на подводах женщины за посевным зерном. Среди них оказалась сестра мамы, тётя Феня. Наши вещи разместили по подводам, и мы добрались до с. Колодясы. Мама договаривалась с отцом после войны встретиться здесь. Но бабушка, мама моего отца, отдала маме повестку, в которой сообщалось о гибели моего отца. Он погиб 14 апреля 1945 года в Югославии.
Тётя Феня, ей было 22 года, привезла нас к себе на поселок Ключ, где она проживала в доме со своим отцом, моим дедушкой. Ему было 72 года.
Вошли в дом. В доме было пусто после войны: голые бревенчатые стены, В дальнем левом углу - русская печь, в правом ближнем углу - иконы. В доме ещё стояли две лавки и дощатый стол, а около печки - ухват, кочерга, чугунки, на полке - деревянные миски, кружки, ложки. Теперь начиналась новая жизнь, жизнь в послевоенное трудное время.
Сочинение внучки Д.И. Алпатова Агарковой Саши.
1942 год... Зима ... Сорокоградусные морозы ... Занесенная снегом, стоит бедная орловская деревенька, мужчины на фронте, в избах старики, женщины, дети.
По улице одной из таких деревень, идут оборванные, замерзающие, девочка лет восьми и мальчик лет шести. Они просят подаяние. В одной избе пустым супом накормят, в другой кусок хлеба дадут. Но есть его нельзя, дома еще семья из пяти человек, голодная.
Я хочу протянуть руки к этому мальчику, накормить его, согреть озябшие ладони, но не могу, мне не докричаться. Нас разделяет время, более шестидесяти лет. И этот мальчик мой дедушка, Дмитрий Иванович Алпатов.
Он навсегда запомнил эти страшные живые картины той захватнической, кровавой войны, принесшей горе миллионам мирных людей.
Вот фашистские солдаты везут по поселку бочку с бензином, черпают из нее бензин, поливают им дома, поджигают их, не обращая внимание на то, есть ли кто в домах или нет.
Вот длинная вереница движущихся оборванных и голодных стариков, женщин, детей. Их перегоняют немцы из сожженных деревень в другие. Вдоль дороги-места боев. Здесь подбитые немецкие танки с крестами. Исковерканная, изуродованная снарядами пушка. Около пушки запорошенные снегом и замершие трупы наших солдат, защитников Родины. Один из них замерз с поднятой рукой. Рука сжата в кулак. « Убит, а все равно грозит немцам» - шепчут женщины.
В одной деревне стоят три виселицы. На них длинные тела мужчин в белых рубашках. Их повесили немцы. Так поступали с теми, кто им сопротивлялся, не выполнял их приказы или помогал партизанам. Женщины загораживают собой эту страшную картину от детей, что бы те не видели эту зверскую расправу над людьми.
Проходя по несколько километров в день добираются до следующей деревни. Жители их не могут накормить - немцы отобрали почти все: кур, поросят, коров. Это уже немецкий тыл. Здесь заставляют работать женщин и подростков с раннего утра до позднего вечера за миску супа и маленький кусочек хлеба.
Тех, кто теряет силы, надзиратели бьют плетками и заставляют обессиленных все равно работать. Это настоящее рабство.
Но люди верили, что придет этому рабству конец. Все ближе идут бои. Все отчетливее слышна канонада фронта. Вот она совсем близко. Слышны взрывы... Немцы бегут... В село входят советские танки с солдатами-освободителями.
Мальчик выползает из укрытия и бросается к солдату в защитной форме, обнимает его. «Папа!»-шепчут его губы.
Но его папа воюет на другом фронте, освобождает от фашистов другие народы и страны.
Позднее мальчик увидит слезы матери, которая будет читать похоронку: «Ваш муж, Алпатов Иван Яковлевич, в боях за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество был ранен и умер от ран 14.04.1945г. Похоронен в Братской могиле на кладбище с. Селънице («Югославия»)
Много выстрадало наше старшее поколение на фронтах войны и нашего тыла. Одни только воспоминания об этом страшном времени тяжело переносятся стариками, отражаются на их здоровье.
Сейчас мы должны заботиться о своих родных. Наша обязанность сделать их жизнь хоть капельку радостнее и счастливее! Им именно сейчас не хватает тепла и заботы!
февраль-апрель 2011
