Родилась я в 1933 году в Калужской области. Война началась в июне 1941 года, а осенью немцы уже дошли до нашей деревни.
Я очень хорошо помню этот страх при виде подъезжающих немцев: наш дом стоял на горке, и при их появлении мы, дети (а нас было четверо), забрались на печку и сидели не шелохнувшись.
Вскоре всех животных и птицу отобрали, дворы опустели, взять нечего, а немцы требуют, грозят. Помню такой случай. Сестра пошла на улицу и вернулась с криком: "Маму убивают!" Мы забыли о страхе и все выбежали из дома. Немец стоял перед мамой и бил ее наотмашь. При виде нас он вытащил спички и начал кричать, что если она не скажет, где спрятан поросенок, он подожжет дом вместе с детьми. Слава Богу, этого не случилось - помешали другие немцы.
Когда фашистов отогнали от Москвы, они, отступая, выгоняли всех жителей из деревень и гнали большим обозом, прикрываясь "живым щитом". Мы шли с февраля по август 1942 года. Люди были полураздетые, и если у кого-то были теплые вещи, немцы их отнимали. Мой трехлетний брат все время плакал, его сажали в тележку и везли. Мы с сестрами были старше, шли сами.
И сейчас память хранит страшные эпизоды той поры: вот женщина отстала от обоза, и конвоир стал избивать ее плеткой. Он отошел, а женщина вслед ему кричит: "Гады! Пришли на чужую землю да еще издеваются!" Он вернулся и избил ее до полусмерти.
Помню, как после артобстрела лежала девочка с разорванным животом, около нее кричала от горя мать.
Нас гнали ночью, а днем мы отсиживались по оврагам. Иногда в этих оврагах оставались на несколько дней и тогда старались вырыть что-то наподобие окопов, чтобы отсидеться во время бомбежки. Бывало, что с одного берега оврага стреляли немцы, с другого - наши, а сверху самолеты бросали бомбы. Это был ад...
Как-то часть обоза отбили советские войска. Там оказалась моя старшая сестра с грудным ребенком. Она вернулась в нашу деревню, где все дома до единого были сожжены, выкопала землянку и жила там до конца войны. А нас немцы погнали дальше.
Фашисты ничего не оставляли на своем пути, не разорив. Помню, подходим к деревне, и вот загорелся первый дом, второй, третий, вот заполыхала вся деревня.
В конце лета 1942 года нас посадили в товарные вагоны и отправили в Прибалтику в лагеря.
Помню страшное наказание, придуманное немцами для непокорных пленников: зимой, в сильные морозы, их ставили под холодный душ и поливали до тех пор, пока люди не покрывались коркой льда.
Нам в сутки на шесть человек давали литровый ковш баланды и небольшую буханку хлеба. У детей была возможность вылезти под колючую проволоку и пойти по хуторам, чтобы просить еду. Некоторые эстонцы жалели нас и подкармливали.
Немцы боялись тифа и вшей. Если подозревали больных тифом, то отправляли в отдельный барак и поджигали.
Никогда не забуду лета 1944 года: однажды мы увидели, как по шоссе двигаются танки со звездами. Из танков выскакивали наши солдаты. Узники ринулись к ним. Все целовались, обнимались, плакали от счастья. И впервые за три года у меня не было страха.
После освобождения нас привезли из Пярну в Красноармейск, на текстильную фабрику. Наша деревня была сожжена, возвращаться было некуда, и родители согласились ехать сюда. Потом приехала старшая сестра. После войны старший брат, который всю войну с 16 лет воевал в партизанском отряде, тоже приехал к нам.
Шестьдеcят пять лет прошло с тех пор, как закончилась война, но во мне до сих пор живо чувство дикого страха от немецкого конвоя с собаками, от свиста падающих бомб. Также живо и другое чувство - бесконечной радости и счастья при виде наших танков в прибалтийском концлагере в сентябре 44-го. И другое событие осталось навсегда в памяти: в 6 часов утра 9 мая 1945 года прибежала соседка и крикнула только одно слово: "Победа!". Что заключается в этом слове, могут понять только те, кто пережил эту страшную войну.