Целью настоящего очерка о религиозной культуре ворьского крестьянства является, во-первых, стремление хотя бы вкратце осветить основные вехи религиозной культуры крестьян стана Воря и Корзенево в разные исторические периоды и динамику её изменяемости; во-вторых, зафиксировать состояние народной веры в последние годы традиционного существования русской, в частности ворьской деревни. Традиционное существование, по нашему мнению, было прервано советской коллективизацией в конце 20-х годов ХХ века. Это было время не только разрушения общинных устоев, но и гонений за веру. В основе настоящего исследования лежат сведения немногочисленных письменных источников и рассказы местных старожилов – последних носителей той культуры. Эти рассказы важны тем, что через них мы получаем ответ на самый ключевой вопрос – как сам народ определяет содержание своей веры? При опросе старожилов нами специально не поднималась тема об их религиозных воззрениях, тем ценнее кажется её самопроизвольное раскрытие рассказчиками в контексте повествования о своей жизни, быте своей семьи и сельской общины.
Принято считать, что вера русского крестьянина представляла собой двоеверие, то есть сочетание языческих и христианских представлений. На мой взгляд, это не совсем верное утверждение. Как таковой термин «двоеверие» может быть применим лишь к окраиннному славянскому сельскому населению домонгольского времени. Именно там и тогда христианство и язычество сосуществовали параллельно друг другу. Но со временем, за многие века своего существования христианство на Руси глубоко и прочно проникло в сознание народа. Духовная победа над язычеством произошла, как это ни покажется парадоксальным, в результате воздействия монголо-татарского нашествия в XIII в. Русский народ, серьёзно столкнувшись со злыми и беспощадными иноплеменниками-язычниками, по-настоящему стал осознавать свою национальную и религиозную идентификацию. Крестьянин даже в самой удалённой от центра глубинке стал вполне отчетливо осознавать и называть себя православным христианином. Обратим внимание и на само происхождение названия сельских жителей – крестьян, или как тогда говорили «хрестьян», в основе которого лежит слово «христиане». Православная идеология долгие века формировала народное сознание. Самого великого расцвета национально-религиозное самосознание русских достигло в период после свержения ига и укрепления Московской Руси в XV. «Москва-третий Рим» - вот, пожалуй, самый наглядный лозунг этого высокого самосознания. И этой идеей руководствовалась не только государственная власть при осуществлении внешней политики, это был принцип жизни всего православного русского народа.
Как раз в преддверии этого возвышения Москвы, как духовного центра Руси, на северо-востоке Московского княжества в 70 верстах от столицы в глухих лесах волости Радонеж основал обитель Св.Троицы преподобный Сергий Радонежский. Ещё при жизни Сергий Радонежский получил широкое народное признание и пользовался всеобщим почитанием как обычных крестьян, так и русской аристократии. В это время начинается широкое освоение подмосковных земель. В XIV в. на северо-востоке Подмосковья образовалось очень много новых поселений, стали заселяться ранее пустующие земли. В результате такого заселения обширного лесного района появилась примыкающая с юго-востока к волости Радонеж волость Корзенево. Новые поселения появились и в соседней волости Воря. Вскоре эти две волости были объединены в стан Воря и Корзенево. На многие века история этого стана была духовно и экономически связана с Троице-Сергиевым монастырём.
Экономическая связь этой территории со знаменитым монастырём общеизвестна. В конце XIV в. или, что более вероятно, в первой четверти XV в. ворьские и корзеневские сёла и деревни стали переходить во владение Троице-Сергиева монастыря. Монастырю они принадлежали до секуляризации церковных владений в 1764 г. Появление монастырских вотчинных владений – это не просто некий социально-экономический феномен средневековой Руси, а свидетельство глубокого проникновения христианства во все сферы русской жизни, потому что в основе появления монастырских вотчин лежали религиозные причины. Вотчины в основном приобретались монастырём в результате добровольных пожертвований землевладельцами. Пожертвования или вклады производились в целях поминания монахами умерших родственников жертвователей. В основе такой практики лежит православное учение о влиянии поминания живыми людьми, которое осуществляется церковными и домашними молитвами и благотворительностью, на посмертную участь умерших. Чем благодатней поминающий человек, чем горячей его молитва и обильней милостыня, тем большее облегчение это принесёт душе умершего человека. Монашеский чин приближает человека к Богу, поэтому монастырское поминание имеет большую силу. Именно этим объясняется широкая практика монастырских вкладов. Таким вот образом Троице-Сергиев монастырь приобрёл многие ворьские поселения. Вот лишь несколько письменных свидетельств об этом, составленных самими жертвователями и объясняющих мотивацию вкладов.
«Се яз, Григорей Федорович Муромцов, дал есми свое село Николское на Воре в дом святей Троицы игумену Дософею Сергиева манастыря з братьею, или кто по нем иный игумен будет, и з деревнями, и с пустошми, и с лесом, и с пожнями, и что х тому потягло из старины. А дал есми на поминок своему отцу и своей матере и своему роду. А на то послуси: Михайло Афонасьев, да Левонтей Племянник, да Иван Мерга. А грамоту писал Иона, поп троецкой» (Данная грамота Троице-Сергиеву монастырю 1446-1447 гг.).
«Се яз, Василей Михайлович, дал есми в дом святей живоначальной Троице игумену Васьяну з братьею свое село Михайловское, что мя благословил отец мой, да другое село Пупки на Воре, и что к тем селом потягло изстарины при моем отце и при мне, и с луги и з селищи, куды по тем землям плуг ходил, куды топор ходил, куды коса ходила, со всем тем. А дал есми по своем отце по Михаиле, да по своей матере по Агрофене, да и по себе.
А на то послуси: старец Павел, да князь Сергий, да Микифор крылошанин.
А запечатал яз, Василей, сию грамоту своею печатью.
А грамоту писал дияк Глеб, казенной» (Данная грамота Василия Михайловича Троице-Сергиеву монастырю, датируемая не позднее 20 июля 1461 г.).
Поминальные книги Троице-Сергиева монастыря XV в. не называли крестьян, видимо, из-за незначительности их вкладов. Но, безусловно, пожертвования делались и крестьянами. После 1584 г., когда в результате начатой властью политики по ограничению разрастания монастырских вотчин земельные вклады в монастыри уже не вносились, тогда и дары крестьян в виде зерна, лошадей или некоторой суммы денег стали с большими уважением и благодарностью приниматься монастырём, а имена жертвователей уже вносились во вкладные книги:
«126 (1618)-го году июля в 13 день дал вкладу государева села Петровского крестьянин Федор денег 2 рубля 16 алтын 4 деньги да кобылу карю срослу за полтретьи рублей….
161 (1652)-го году декабря в 20 день Борковские волости деревни Путилова крестьянин Иван Григорьев дал вкладу кобылу буру десяти лет по цене за 3 рубли за 16 алтын 4 деньги…
164 (1656)-го году августа в 4 день села Баркова деревни Михайловской крестьянин Степан Иванов дал вкладу 10 ульев пчел, 5 четвертей ржи, 5 четвертей овса».
Крестьяне вносили вклады и тогда, когда они сами постригались в монахи. Это был своеобразный взнос за пострижение и проживание в стенах монастыря.
«109 (1600/01)-го году дал вкладу села Муромцево Офонасей да Семен Ходыкины денег 15 рублев и за тот вклад их постригли.
126 (1618)-го году июля в 19 день дал вкладу села Муромцево деревни Лукьянцова крестьянин Гаврила Остафьев оденье ржи, а ис того оденья умолочено ржи в монастырскую меру 20 четвертей в цену за 12 рублев, и за тот вклад, как хочет, постричь…
165 (1657)-го году генваря в 11 день села Баркова деревня Михалева крестьянин Ондрей Петров дал вкладу кобылу в рыже пегу, грива направо, с отметом, да корову, и за тот вклад пострижен».
Как видим, случаи пострижения ворьских крестьян в монахи были нередки.
Говоря о монастырях и ворьских крестьянах-монахах, необходимо вспомнить, что примерно одновременно с возникновением Троице-Сергиева монастыря на территории волости Воря также возникли две небольшие обители – Св.Троицы на Березниках и Св.Ильи на Воре.
Как уже сообщалось, монастырь Святой Троицы на Березниках впервые был упомянут в Данной грамоте Ивана Данилова, составленной не позднее 5 декабря 1437 г.:
«По благословению деда моего старца Давида, се яз, Иван Данилов сын Даниловича, дал есми деревню на Воре Бородинскую Святой Троице на Березник игумену с братьею, куда мои плуг и коса и топор ходил, опричь купли Патрекеевские.
А на то послуси: Костянтин Данилович, брат его Вельямин, Павел, Яков, Долмат».
Иван Данилов принадлежал к московскому боярскому роду Бяконтовых. Его деда, старца Давида, С.Б.Веселовский идентифицировал с боярином великих князей Ивана Красного и Дмитрия Ивановича Фофаном (Феофаном), который приходился братом знаменитому митрополиту Московскому и всея Руси Алексию. С.З.Чернов предположил, что упоминаемый в грамоте «старец Давид» мог быть сыном Фофана - Данилой Феофановичем, боярином великого князя Василия Дмитриевича. На мой взгляд, вторая версия более предпочтительна, так как по общему правилу монашеское имя должно начинаться на ту же букву, что и мирское имя. Так или иначе, Бяконтовы были ктиторами этой небольшой обители.
По результатам археологического исследования, проведенного С.З.Черновым в 1977 г., было установлено, что ранний этап жизни на селище можно датировать в пределах второй половины XIII-первой половины XIV вв. Но в это время вероятнее всего возник не сам монастырь, а какое-то поселение. Монастырь мог быть основан во второй половине XIV в. Подобным образом возле небольших сельских поселений возникло немало монастырей.
Из жития Сергия Радонежского следует, что князья неоднократно обращались к святому с просьбой посодействовать в организации обителей на местах, понравившихся и выбранных князьями. Вторая половина XIV-XV вв. вообще было временем стихийного создания пустыней. К этому времени относится и появление на Руси множества культовых сооружений, посвященных Святой Троице. Это также было связано с преподобным Сергием, так как до него Троицкие храмы и монастыри были весьма редки. Монастырь на Березниках тоже носил имя Святой Троицы, и поэтому его возникновение и посвящение прямо или косвенно было связано с Троице-Сергиевым монастырём. Можно предполагать, что инициатива по созданию монастыря в Березниках исходила от кого-либо из Бяконтовых, которые и владели местными землями. Вполне возможно, что это был тот Бяконтов, который нам известен по грамоте Ивана Данилова как старец Давид. За помощью при создании монастыря и его освящении Бяконтовы могли обратиться к братии Троице-Сергиева монастыря так же, как и князья обращались с такими же просьбами к Сергию Радонежскому.
В июле 1471 г. князь Юрий Васильевич Дмитровский, владевший волостью Воря, передал монастырь в ведение Троице-Сергиева монастыря. 21 февраля 1473 г. аналогичную грамоту издал уже великий князь Иван Васильевич.
Перечневая выпись 1503/04 г. говорит о двух крестьянских дворах у монастыря: «Монастырь Троица на Березникех, а в нем хрестиян: в. Кирилко, в. Ефимко».
В «Выписи межевой» 1543/44 г. на р.Талица упоминается Троицкий погост, из чего можно заключить, что к этому времени монастырь уже прекратил свое существование.
В Писцовой книге 1587 г. приводится следующее описание этих мест: «Сельцо Березовец на реке на Талице пусто, а в нем церковь Троица Живоначальная».
Другим ворьским монастырём был монастырь Св.Ильи на Воре, который, вероятно, находился на правом берегу р.Воря, на северной окраине современной деревни Лепёшки. Трудно говорить о времени создания этой обители. По крайней мере, археологические находки с этого места свидетельствуют о том, что начало хозяйственной деятельности приходится на период первой половины XIV в. Письменные источники начали упоминать монастырь с 60-ых годов XV в. По сведениям Перечневой выписи 1503/04 г., возле монастыря существовало поселение, состоящее из 5 крестьянских дворов. Документы донесли до нас имя лишь одного инока этой обители – игумена Сергия. Он являлся духовником вдовы Ивана Васильевича Ощерина – старицы Феогнеи - и участвовал в качестве послуха (свидетеля) при составлении старицей Данной грамоты о пожаловании своему слуге Ивану Ивановичу Щепину д.Иконниковой на р.Шеренке. В середине XVI в. монастырь Св.Ильи прекращает своё существование. В писцовых книгах 1587 и 1594 гг. он уже не упоминается. Встречается там лишь пустошь Ильина. Может быть, это и есть пустошь, оставшаяся после разорения ильинского монастыря.
Постригались ли в местные монастыри ворьские крестьяне, неизвестно. Немногочисленные письменные источники среди иноков упоминают только представителей высшего сословия – старца Давида, которого отождествляют с одним из Бяконтовых, инока Протасия, который около 1461-1471 гг. дал вкладом в монастырь Св.Троицы на Березниках деревню Бреховскую на р.Талица, да игумена Ильинского монастыря Сергия, который участвовал в составлении грамоты. Однако с высокой степенью уверенности можно говорить о том, что среди монахов были и обыкновенные крестьяне, так как монашество имело всесословный характер, а монастырей и пустыней на Руси было великое множество. Стремясь урегулировать массовое и стихийное появление небольших пустыней, церковные и государственные власти принимали решение о запрещении несанкционированного создания монастырей. В постановлениях Стоглавого собора (1551 г.) отмечено, что некие иноки «пустыни по селом созидают, и Церкви поставляют, и стужают Царю и Боголюбцем, многим православным на соблазн и в смущение». А потому таким инокам «не попущати безчинно скитатися, ниже пустыни по селом поставляти», а уже созданные пустыни «велети сносити в одну пустыню, где пригоже».
Но почему на Руси монашество имело такую популярность в народе? Чем могло привлекать широкие массы? Ведь задачей монашества было не решение насущных проблем обездоленного люда, и пострижение в монахи не обещало ни достижения материального благополучия для бедняков, ни власти и княжеской милости для боярства. Для инока власть и материальное благополучие не должно было иметь никакого значения, а идеалом для него должно являться стяжание Божьей благодати или святость. И даже победа партии иосифлян, считающих возможным для монастырей владеть вотчинами, над нестяжателями – заволжскими старцами - не могла поколебать этот идеал. Несмотря на принципиальность спора, обе стороны прекрасно понимали, что в конечном итоге этот вопрос имел всего лишь вспомогательное значение. Материальная обеспеченность монастырей могла рассматриваться лишь как некая помощь в христианском служении, как дополнительный вектор, имеющий ярко выраженную социальную направленность.
Ныне широко распространено мнение о том, что русский народ имел лишь одну мечту – достижение богатства, при этом как можно меньшими силами, и будто бы в этом упование народа было на чудо, а не на труд. Эти выводы строятся на основе народных сказок, героем которых часто был Иванушка-дурачок, чудесным образом обретавший богатство и счастье. Однако такие утверждения совершенно не соответствуют историческим реалиям, и почему-то забывается, что сказки про аналогичных героев существуют не только в русском фольклоре. Кроме того, доводы о том, что в сказках отражается народный идеал, не совсем верны. Идеал – это осознанно (а не подсознательно) выбранная цель, пример, которому необходимо подражать. Но являются ли сказки продуктом дискурсивного мышления? Вот как охарактеризовал М.М.Бахтин близкий к сказкам жанр народного мифотворчества – былины. Основной чертой былины, по словам исследователя, «является отнесение изображаемого ею мира в абсолютное прошлое национальных начал и вершин. Для эпического мировоззрения «начало», «первый», «зачинатель», «предок», «бывший раньше» и т.п. – не чисто временные, а ценностно-временные категории, это ценностно-временная превосходная степень, которая реализуется как в отношении людей, так и в отношении всех вещей и явлений эпического мира: в этом прошлом – всё хорошо, всё существенно хорошее («первое») – только в этом прошлом». «Эпический мир абсолютного прошлого по самой природе своей не доступен личному опыту и не допускает индивидуально-личной точки зрения». А поэтому «эпический мир строится в зоне абсолютного далевого образа, вне сферы возможного контакта со становящимся, незавершённым и потому переосмысливающим и переоценивающим настоящим». Такое понимание недосягаемости абсолютного далевого мира былин препятствовало восприятию сюжетов и героев этих былин в качестве жизненных идеалов. Всё вышесказанное с поправкой на жанр вполне относится и к сказкам.
В реальной жизни русская душа стремилась к иным ценностям, достижение которых было практически возможно. Такой ценностью являлась святость, путём к достижению которой есть иночество. То, что народ, основу которого составляло крестьянство, воспринял всей душой христианский идеал святости, доказывает тот факт, что образ многих святых в народном сознании сближался с обычным русским землепашцем. Сергий Радонежский в Житии, написанном Епифанием Премудрым, предстаёт перед читателем в образе обычного труженика. Сергий был и земледелец, и плотник, и дровосек, и швец, и сапожник. Из этого понятно, что как для составителя Жития, так и для тех, кому это чтение предназначалось, собственноручный труд подвижника имел важное значение. Такое же сближение двух образов – горнего (святого) и земного (русского мужика-крестьянина) наблюдалось не только в литературе, но и в живописи. Исследовательница иконописи Обонежья XIV-XVI вв. Э.С.Смирнова писала про одну из икон: «Апостол Петр…по мужицки простонародный, крепкий облик Петра, откровенная неуклюжесть и мешковатость фигуры…спокойная и сдержанная сила образа». Другая икона «Илья»: «Трактовка образа Ильи, превратившегося в простодушкого, скуластого и косматого старика, свидетельствует о связи мастера с весьма простонародной художественной средой». Икона «Никола»: «Резкие линейные очерки, угловатый рисунок, тяжёлые пропорции, и особенно характеристика лица, земного бесхитростного, несмотря на насупленность, сообщают иконе какой-то «мужицкий» облик… Это святой, близкий по уровню и даже по внешнему облику к крестьянину… может быть, сам из крестьян, лишь одетый в епископскую одежду». В заключении исследовательница отметила: «Живопись Севера – это в конечном итоге крестьянское искусство, искусство огромной «мужицкой Руси».
Искренняя православная вера крестьянства выражалась и в обширном храмостроительстве. Кроме монастырей, на Руси было множество храмов. По сведениям писцовых книг конца XVI в., только в ворьских сёлах существовало 10 церквей. Церкви были в Петровском, Муромцево, Корзенево, Путилово, Барково, Михайловском, Царёво, Березниках и Введенском. По своему общественному устройству церкви были двух типов – мирские и владельческие. Владельческие церкви ставились на средства вотчинника и управлялись вотчинником, то есть по настоянию вотчинника церковное начальство назначало в церковь определённого священника, вотчинник наделял церковь и церковнослужителей землями и другим имуществом. Прихожане почти не имели влияния на церковное управление. Владельческие церкви были, в частности, в с.Муромцево, Березниках, Царёво. В Муромцево и Березниках храмы были монастырскими, а в Царёво храм был фамильный, то есть ктитором Никольской церкви в с.Царёво был конкретный человек – местный вотчинник. В конце XVI в. им был дьяк Елизарий Данилович Вылузгин. Показателем степени влияния вотчинника в церковных вопросах является факт строительства храмового придела и освящения его в честь имени небесного покровителя этого вотчинника. Такой случай имел место в с.Царёво. В Писцовой книге 1594 г. в Царёво упоминается церковь «Николы чюдотворца, да придел Пятница святая, да другой придел Елизарей Христов мученик…». Придел мученика Елизария упоминается как раз в то время, когда с.Царёво владел Елизарий Вылузгин.
Появление владельческих церквей ведёт своё начало с обычая устраивать собственные домовые храмы, существовавшего у знати ещё в домонгольской Руси и даже в Византии. А.В.Карташёв обратил внимание на то, что «при дешевизне у нас деревянного материала и самой незатейлевой простоте устройства таких церквей, причём они стоили не дороже всякой другой дворовой постройки, этот обычай нашёл широкое распространение». При этом Карташёв ссылается на свидетельство Титмара Межиборского, который около 1015 г. насчитал только в Киеве – 400 церквей, и Никоновскую и Лаврентьевскую летописи, которые при пожарах 1017 г. и 1124 г. дают соответственно цифры – 700 и 600 сгоревших церквей. «Так как содержать домового священника, - по выражению Голубинского – столь же ничего не стоило, сколько содержать одного лишнего лакея, и единственный расход на него составляла единовременная плата за посвящение, то необходимо думать, что вообще домовых священников или капелланов имели, если не положительно все те, то по крайней мере наибольшая часть всех тех, которых в позднейшее время стали называть общим именем дворянства, и, следовательно, необходимо представлять дело так, что в Киеве и потом во Владимире – средоточиях этого последнего, были целые тысячи домовых священников, что они были переполнены и, так сказать, кишели ими». Такая ситуация позже была и в Москве. Нечто подобное, видимо, было и в провинции. Помимо приведённого примера с Никольской церковью с.Царёво, можно также вспомнить и факт строительства в 1546 г. в Пупках (а может быть, в Михайловском) вотчинником Замятней Руготиным храма Архангела Михаила.
Иначе обстояло дело в мирских храмах. На ворьской территории мирские храмы имелись в с.Барково и Путилово. По крайней мере, до 1520 г. мирской церковью считался и храм в Корзенево, так как до этого времени Корзенево и приписанные ему деревни находились во владении великого князя и являлись чёрными землями. То есть население этих земель сохраняло личную свободу. В 1520 г. волость Корзенево поступила во владение Троице-Сергиева монастыря. Монастырь приобрёл в Корзеневской волости Кузьмодемьяновский погост, «что был стан волостелин» и 71 деревню путем обмена их на другие земли.
Павлов-Сильванский, исследуя функции мирских (общинных) церквей, писал: «Писцовые книги, описывая общинные церкви, отмечают, что они сооружены на мирские средства, стереотипною фразою: «Всё строение мирское». Мир сооружал церковь; попы были выборные; мир выбирал их и отводил им землю для ведения церковного хозяйства; где оно было обширно, мир иногда выбирал ещё церковного приказчика. Мирская церковь имела тесную связь с мирским самоуправлением; в церкви хранилась мирская казна; выборный сотский был часто церковным старостой». Другие исследователи отмечают, что в мирских церквах трапезная была обширна и служила местом для собраний органов общинного самоуправления и общинных сходок для обсуждения текущих дел и проведения праздничных мероприятий. Подобные отношения между церковным клиром и обществом сохранялись ещё очень долго особенно там, где развивающиеся феодальные отношения не препятствовали этому, например, в сёлах, остававшихся государственными (дворцовыми). Так, на ворьской территории в 1684 г. в дворцовом с.Петровском была построена новая церковь Николая Чудотворца. Как при этом складывались взаимоотношения между церковнослужителями и местными крестьянами, описывается в приходной окладной книге Патриаршего Приказа:
«Во 192 г. ноября в 30 день, по помете на выписке дьяка Перфилия Семенникова велено: в Московском уезде, Радонежской десятины, великих государей дворцоваго села Петровскаго новопостроенной церкви Николая Чудотворца на попа с причетники дани вновь положить с дворов – по челобитью и по сказке старосты села Петровскаго Ивашки Степанова – с попова, с дьячкова, с пономарева, с просвирницына, да с приходских – с старостина, да с крестьянских с 50 дворов средних, с 10 дворов бобыльских, да с церковной пашни, которую они крестьяне дали из своих крестьянских десятин к той церкви, по памяти из Приказа Большаго Дворца, за приписью дьяка Лариона Вязмина, какова в Казенный Приказ прислана 191 г. июня в 14 день и по сказке их, с пашни с 19 четьи в поле, а в дву потомуж, с сенных покосов с 10 копен, по указной статье рубль 4 алтына 3 денги, заезда гривна».
Наделяя церковь землёй, мир по сути содержал церковнослужителей. Но содержание этим не ограничивалось. Мир по возможности и одаривал служителей церкви деньгами и продуктами. По крайней мере, такой обычай сохранялся в с.Петровском вплоть до начала ХХ в. Уроженка с.Петровского Баскакова (Князева) Наталья Васильевна, 1912 года рождения, рассказывала о том, что на Петровки (то есть в Петров день) церковный дьячок объезжал крестьянские дворы, а крестьяне давали кто что мог: яйца, сметану, творог, муку, овёс.
И всё же, несмотря на некоторую разность в устройстве мирских и владельческих церквей, отношения между причтом и прихожанами везде были очень тесными и строились как на духовных связях, так и на экономических. Церковнослужители, наделённые землёй, вместе со всем миром должны были платить подати государству и другие мирские сборы. Священники, наряду со своими прямыми обязанностями по отправлению церковных служб и треб, занимались земледелием. Например, по сведениям Писцовой книги Луки Новосильцева и Алексея Шапилова (1594 г.), в сельце Корзенево проживали только священник да пономарь, которые обрабатывали «пашни паханые середние земли 10 четьи» и накашивали 20 копен сена. Или вот другое свидетельство: «Пустошь Станки на речке на Талице, а в ней пашни паханые наездом середние земли пять четвертей… А пашет тое пустошь поп села Березовец (современная д.Березняки – прим. автора) Никита». Примечательно, что несмотря на близость к крестьянству во всём, в том числе в труде и быте, а может быть, как раз «благодаря» этому, ни один из приходских священников не был канонизирован Церковью. Жизнь простых священников с обычными нуждами и заботами проходила на глазах прихожан. И, несмотря на уважение к труду священнослужителей, крестьяне хорошо знали и видели у священников многие недостатки, присущие большинству людей. Низкий уровень нравственности духовенства в то время был острой проблемой и неоднократно обсуждался и осуждался церковной иерархией и учёными книжниками. Имели место и более серьёзные грехи. Так на Стоглавом соборе священникам было сделано много наставлений, в одном из которых призывалось вести себя достойно во время церковной службы. Недостойное поведение тоже случалось, и поэтому на соборе призвали: «А которые священники, ружныя и придельныя, и дияконы, начнут протопопов не слушати, а начнут упиватися в пиянство, о Церковном пении небрещи, и протопопов таких соборне наказывати, чтоб во пиянство не упивалися, и к церквам Божиим ходили, и на Божественном пении пели чинно со вниманием всяцем духовным, а не бились, и не лаялись, и не скернословилися, и пияны бы в Церковь и во святой Олтарь не входили бы, и до кровопролития не бились бы». Случалось, что священники были замешаны даже и в преступлениях. Подобный уникальный случай произошёл и на территории средней Вори в Березниках, правда, значительно позже – во второй половине XVIII в. 9 октября 1773 г. Московская духовная консистория донесла Московской Синодальной конторе о представлении Радонежского духовного правления:
«Хотя состоящая в погосте Березниках деревянная церковь во имя Живоначальной Троицы стенами и внутренностью ещё не ветха и прочна, но при оной церкве из давних лет жительство имели одни священнослужители, а из приходских дворов при той церкве находится только до 15 и те от той церкве в отдаленности, близ же оной церкви никакого жилья нету, вокруг нея все леса, да и священник той церкви Иван Афанасьев жил в том погосте с одним своим престарелым отцом, священником Афанасием Степановым и по тому их одиночеству прежде сего имелось в том погосте пристанище воровских людей, почему оба священника, по оговорам, неоднократно содержались в Московской Губернской канцелярии и Розыскной Экспедиции, а в июле 1773 г. оные священники, по оговору в пристанодержательстве, взяты, чинов своих лишены и для поступления с ними по законам отосланы в Московскую Полицмейстерскую Канцелярию, из которой, по наказанию кнутом и поставлении надлежащих на них знаков, отосланы на поселение, и затем ныне в том погосте жительство имеет одна бывшая попадья Ивана Афанасьева, Степанида Федорова, и сын ея Стефан 13 лет, а церковь находится без всякого призрения и по отдаленности от церковнаго жилья в крайней опасности, так что может быть окрадена или сожжена. По близости к приходским оной церкви деревням Никольской, Никулиной и Васкаковой (вероятно, имеется ввиду д.Васюково – прим. авт.) состоит село Муромцево, священник которого и требы в тех деревнях исправляет…».
14 октября 1773 г. Синодальная Контора дозволила церковь из погоста Березники перевезти к Хотькову монастырю и после установки ее там считать приходской, а не монастырской. Дворы березниковского прихода было решено приписать к селу Муромцеву, а из погоста Березники дом священника перевезти в Муромцево.
И, тем не менее, среди священнослужителей, безусловно, были такие, которые с истинным христианским смирением несли свою миссию утешителей духовных и физических страданий народа. В народной памяти сохранилось предание о неком местном священнике, который во время эпидемии какой-то болезни («холеры»), вспыхнувшей в XVII в. («при Алексее Михайловиче») в Муромцево и окрестных деревнях, бесстрашно ходил по дворам, где исповедовал, причащал и соборовал заболевших, отпевал умерших, несмотря на то, что проходящий люд за несколько вёрст обходил населённые пункты, в которых бушевал мор. За это время полностью вымерли несколько деревень, а в Муромцево таким образом исчезла целая слободка. Но по воле Божьей и на удивление людям смелый священник не заболел.
Некоторые священники в ворьских сёлах всячески содействовали и помогали нищим. Многим таким обездоленным даже позволялось устраивать себе жилища возле церкви, чтобы они имели постоянную возможность просить милостыню и этим зарабатывать себе на жизнь. В Корзенево в 1594 г., кроме дворов священника и пономаря, были ещё «три кельи, а в них живут нищие, питаются от церкви Божей». В Муромцево в том же 1594 г. «во дворе поп Архип Иванов, во дворе Фролко пономарь, во дворе проскурница Соломанида, да келья нищего старца».
Впрочем, священники только помогали нищим получать пропитание, а подавали им и, значит, кормили прихожане - обычные труженики-крестьяне. Христианская традиция странноприимства была искренне воспринята и весьма устойчиво сохранялась в крестьянской культуре. Этот религиозно-моральный принцип даже лёг в основу некоторых норм обычного права, которым регулировалась жизнь крестьянской общины. Эти нормы продолжали существовать в течение многих веков и сохранялись ещё в первой половине ХХ в. Уроженец д.Ряплово Алексей Гаврилович Завьялов вспоминал о жизни своей деревни и обычаях, существовавших в 1920-х годах:
«Раньше ходили нищие. Иногда проходивших нищих вечер заставал в деревне, и они останавливались здесь на ночлег. Для этих случаев деревенский сход заранее устанавливал очерёдность каждого десятка по предоставлению ночлега нищим. Каждый десятский должен был строго следить за очерёдностью своего десятка. Опять же, по очереди каждая семья десятка должна была пускать к себе нищих на ночёвку. Все было узаконено, и никто не протестовал».
Уроженка д.Ряплово Музыкина Капиталина Гавриловна рассказала о другом случае, произошедшим с ней в годы Великой Отечественной войны:
«Плохо жили в войну. Питались чаще всего грибами. Однажды зимой мамка собрала нам несколько кусков мыла и отправила меня с младшим братом Мишей в ближайшие деревни, чтобы поменять мыло на продукты. Долго ходили, да заблудились - рано зимой темнеет, да и маленькие мы были: мне 12 лет, а Мишке-10. Вышли мы в какую-то незнакомую деревню. Что делать - не знаем. Ведь ничего не поменяли. А домой возвращаться уже поздно, да и замёрзли очень сильно. Постучались в один дом, нам открыли. Мы попросились погреться. Хозяева нам показали на другой дом и сказали, что это десятские и сейчас их очередь принимать прохожих. Мы пошли к этому дому и увидели на нём деревянную табличку, что это десятские. Мы постучались, нам открыли и впустили в дом. Хозяйка - пожилая женщина - выслушала нас, пожалела, предложила остаться. Мы разделись. Мишу долго растирали - он обморозился. Нас накормили, и мы остались ночевать. Утром нам хозяева кое-каких продуктов с собой дали».
Старший брат Музыкиной К.Г., Музыкин Николай Гаврилович, вспоминал о нищем по прозвищу Гаврила Трясучий. Своё прозвище он получил потому, что в результате старости или немощи страдал трясучкой. Этот старик в 20-х годах ХХ в. ходил по ворьским деревням. Когда он бывал в Ряплово, то часто останавливался на несколько дней у Музыкиных. За кров и пищу Гаврила Трясучий расплачивался тем, что выполнял мелкую работу по дому - присматривал за детьми, когда родители уходили на работу, готовил для них еду. Это был очень добрый и смиренный человек.
Устное народное творчество знает множество легенд и преданий, в которых люди, исполнившие христианский долг доброжелательного приёма нищих и странников, вознаграждались, а погнушавшиеся этой обязанностью получали заслуженное возмездие. Существовало даже поверье, что сам Иисус Христос в облике нищего странника путешествует по Руси. Поэтому те, кто принимает нищих, принимают самого Христа, а гонящие странников, Христа отвергают. Вот так древняя легенда о Вечном Жиде (Агасфере) нашла чуткий отзыв в народном творчестве. Краевед Н.Ф.Федотова в рамках этой темы привела такую интересную и поучительную легенду, вероятно, услышанную ею от местных жителей: «Шёл дождь, а по деревне идёт Христос. Видит, стоит бедный дом. Живёт в нём вдова, прядёт, песни поёт, а вокруг много ребятишек. Зашёл он, угостили его чаем. Прежде чем уйти, попросил чем-нибудь вытереться. Дала ему вдова полотенце. Он вытерся, сложил его и отдал вдове. Поблагодарил за чай и пошёл дальше. Видит у колодца люди вдову осуждают, что она песни поёт. Он их поприветствовал и сказал: «Свяженьки вам! Она не песни распевает, а горе мыкает, малых детей разуму учит». Стала утром вдова убираться и на полотенце лик святой увидела».
Однако наивно было бы представлять русское крестьянство наделённым исключительно высокой духовностью. Массовая безграмотность, постоянная забота о хлебе насущном, тяжёлый труд, скученность мало способствовали нравственно-религиозному возрастанию человека. Христианские идеалы и ценности в таких условиях казались непомерно тяжёлыми. Грубый нрав требовал отдохновения не в длинных церковных службах, а в народных увеселениях – бражных пирах с играми, песнями и плясками. Народные верования с их шумными праздниками, ярмарками, сельскохозяйственным календарём, мифами и суевериями были весьма устойчивы в крестьянской среде. И это естественным образом наложило свой отпечаток на христианские воззрения крестьянства. В этих воззрениях легко увидеть множество народных поверий и даже языческих представлений. Например, многие христианские святые в народных представлениях являли собой совсем не канонические образы, рисуемые их житиями, а наделялись качествами, присущими древним языческим божкам. Кому, например, молился средневековый ворьский крестьянин - можно увидеть из источника, датируемого 1704 г., описывающего убранство ранее упомянутой Никольской церкви в с.Петровском, построенной в 1684 г.:
«В селе Петровском церковь во имя Чудотворца Николая Архиепископа Мирликийского деревянная об одной главе, кругом церкви паперти, на паперти два всхода; церковь и олтарь крыты тесом. В церкви царские двери, сень и столбцы писаны красками; да местных образов по правую сторону царских дверей: образ Всемилостиваго Спаса, образ Чудотворца Николая, в чудесех, у них венцы серебреные басемные вызолочены, образ Пророка Илии в чудесех; по левую сторону: образ Пресвятые Богородицы Смоленския Одигитрии, венец и гривна серебреные золочены басемные, образ великомученицы Параскевы, нарицаемыя Пятницы, образ Святых мучеников Фрола и Лавра в чудесех, образ Святых Жен мироносиц; над правым крилосом деисус в раме; херуговь, на ней написано на одной стороне образ Спасов Нерукотвореннаго, на другой стороне – образ Николая Чудотворца; над царскими дверьми деисусов 13 икон, перед деисусом паникадило медное о двух ярусах, перед местными иконами 4 лампады медных лощатых луженыя, на чепях, лампада вверху, подсвешник выносной, жестяной. Святый олтарь, в нем на престоле одежда выбойчатая, полосатая, покров отласной красной, опушка тафтяная лазоревая, за престолом образ Пресвятые Богородицы Знамения, венец серебреной, чеканой, вызолоченой, на другой стороне той церкви образ Николая Чудотворца, евангелие напрестольное оболочено бархатом зеленым, евангелисты серебреные басемные вызолочены, крест обложен серебром, сосуды церковные оловянные, воздух и покровы тафтяные разных цветов. На колокольне 2 колокола, в них по подписям в одном 10 пуд 2 фунта, в другом 5 пуд 6 фунтов».
В списке икон, находящихся в петровской церкви и изображающих и ныне всеобще почитаемых святых, выделяются образы, особое почитание которых может показаться сейчас малообъяснимым. К таким иконам среди вышеперечисленных, прежде всего, следует отнести образы мучеников Фрола и Лавра и Параскевы Пятницы. Объяснение такой популярности этих святых кроется в следующем. Культ Параскевы Пятницы был очень популярен в средневековой Руси, и об этом подробно рассказывалось в очерке «Язычество славян на Воре», помещенном в настоящей книге. Скажем лишь, что Параскева Пятница считалась покровительницей женских дел, семейного счастья и торговли. Святые мученики Фрол и Лавр почитались за охранителей лошадей. День 18 августа (31 августа по новому стилю), посвящённый этим святым, назывался в народе конским праздником. В этот день лошадей кормили в полную сыть, кропили их святой водой и ни в коем случае не работали на них. «Умолил Фрола и Лавра, жди лошадям добра», - говорили в старину. В общем, Параскева Пятница, Фрол и Лавр с прагматичной точки зрения крестьянина были весьма нужными святыми, молитвы и обращения к которым могли обеспечить их покровительство и принести реальную помощь в делах насущных. К числу таких же почитаемых крестьянством святых относился и Илья Пророк, чья икона также имелась в петровском храме. А сам храм был посвящён, пожалуй, самому любимому русскими крестьянами святому – Николаю Угоднику – «второму после Бога заступнику».
Батюшка Никола!
Давай дождя большого!
На нашу рожь,
На бабий лён
Поливай ведром!
(Ярославская губ.)
И всё же, несмотря ни на что, эта крестьянская Русь была христианской страной. И дело не только в религиозной самоидентификации русского человека, а, прежде всего, в том, что редкие, но самые лучшие представители народа являли своей жизнью наглядный пример христианской праведности. Да и это бы ещё слабо говорило о православном самосознании всего русского народа, если бы не тот факт, что простонародные праведники воспринимались этим же полуязыческим народом как идеал, как высший пример для подражания. Многие народные подвижники уже при своей жизни стяжали славу святых. Мы, прежде всего, говорим о культурно-историческом феномене средневековой Руси – юродивых. Эти люди, не имеющие не просто имущества, но часто даже одежды и отказывавшиеся от человеческого разума, иначе назывались блаженными. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие небесное» (Матф. 5, 3).
Культ юродивых не был каким-то изобретением русских, он существовал и в православной Византии (Андрей юродивый). Зачатки этого культа присутствовали и в европейской католической культуре. Но особенность развитого почитания юродивых на Руси заключалось в том, что духовно чуткая натура русского народа всегда искала религиозную подоплёку в необычных явлениях и людях. В облике нищих и безумных юродивых видели скрытый образ почитаемого библейского царя Давида, который, опасаясь за свою жизнь, также принял личину юродивого и в таком виде предстал перед царём Гефским Анхусом и его слугами: «И притворился безумным в их глазах, и чертил на дверях, и пускал слюну по бороде своей». Анхус возмутился этим зрелищем: «Разве мало у меня сумасшедших, что вы привели его, чтобы он юродствовал предо мною?» (1-я Царств, 21, 13-15).
Э.А.Снегирёва насчитала до 50 имён юродивых, упоминаемых в разных церковных источниках. Наиболее известными из них являются московские блаженные Максим, Василий, псковский Николай. Чтобы представить себе характеры этих людей, особенности их поведения и, в конце концов, понять феномен культа юродивых, подробнее расскажем о каждом из них.
Блаженный Максим, живший в первой половине XV в., летом и зимой ходил почти нагим, перенося с молитвой зной и холод. Претерпевая мучения, Максим учил других обездоленных: «Не всё по шерсти, ино и напротив… За дело побьют, повинись, да пониже поклонись; не плачь битый, плачь небитый; оттерпимся, и мы люди будем; исподволь и сырые дрова загораются; за терпение Бог даст спасение». Но не только слова утешения говорил юродивый. Не боясь знатных и богатых, Максим обличал их: «Божница домашняя, а совесть продажна; всяк крестится, да не всяк молится; Бог всякую неправду сыщет. Ни Он тебя, ни ты Его не обманешь». Скончался Максим 11 ноября 1434 г. и был погребён у церкви святых князей Бориса и Глеба. В 1547 г. Максим был причислен к лику святых.
Блаженный Василий, чьим именем в народе называется Покровский собор на Красной площади, родился в декабре 1468 г. в с.Елохово близ Москвы. В детстве Василий был отдан в обучение к сапожнику. Уже тогда он проявил свою прозорливость. Приехал в то время в Москву один купец с хлебным товаром и зашёл он к учителю Василия, чтобы заказать себе сапоги. Василий же посмеялся, а потом заплакал. После ухода купца учитель начал ругать ученика. А тот со слезами отвечает ему: «Я не лицу его посмеялся, но глупости. Он заказывает сапоги шить, чтобы год носить. Да не ведает, что и надеть эти сапоги не успеет, как смертью пересечётся жизнь его». Сапожник сшил сапоги. Но купец всё не приходил за ними. Тогда мастер сам понёс сапоги заказчику. Возле дома купца увидел множество народа. Оказалось, что люди собрались на погребение того.
Бросив сапожника, Василий начал вести бродячую жизнь. Зимой и летом вне зависимости от погоды он ходил без всякой одежды, питался тем, что ему давали, и не имел никакого пристанища. Завидев его, женщины крестились, прося его помолиться за них, мужики снимали перед ним шапки. Но Василий как будто не замечал этих знаков почтения и шёл по людным улицам, благословляя добрых людей, укоряя грешников и многим говоря всю правду в глаза, невзирая на лица. Как-то раз один богатый купец, растроганный подвигом Блаженного, в лютый мороз снял шубу со своего плеча, чтобы отдать ему. А Василий лишь головой покачал: «Зима лютa, да рай сладок», и вернул купцу его шубу. Москвичи любили и почитали Блаженного Василия. Когда юродивый проходил мимо купеческих лавок, мимо лотошников или торговых рядов, продавцы часто звали его, предлагали угощение или разные товары. Обычно брал Василий лишь самую малость, чтобы только не умереть с голоду. И тот купец, тот лотошник, кому выпадала эта честь, от всей души благодарил Блаженного. Все знали, что у нечестного, дурного человека Василий ничего брать не станет. Однажды Василий Блаженный разбросал на базаре калачи у одного калачника, и тот сознался, что в муку подмешивал мел и известь. В другой раз блаженный разбил чудотворную икону Божьей матери у Варварских ворот. Он увидел, что под святым изображением был нарисован бес. Иконописец после признался, что действительно за большие деньги он согласился изобразить дьявола. А поверх его нарисовал образ Богородицы. Царь разгневался на иконописца и осудил на смертную казнь.
Многие замечали, что когда Святой проходил мимо дома, в котором читали Священное Писание или беседовали о Боге, он собирал камни и с улыбкою метал их в углы этого дома. Когда же люди спрашивали, зачем он это делает, Блаженный отвечал: «Отгоняю бесов, которым нет места в таком доме, исполненном святыни». Если же он проходил мимо такого дома, где пили вино или пели бесстыдные песни, то со слезами обнимал углы дома и на вопросы проходивших мимо отвечал: «Дом сей изгоняет от себя блюстителей своих — Ангелов Святых, приставленных к нам, ибо не терпят Ангелы таких непотребных деяний. И поскольку в этих домах не находится им места, сидят они на углах, скорбные и унылые, и я со слезами упрашивал их молить Господа об обращении грешников».
В 1522 году произошло одно из последних нашествий татар на землю русскую. Войско крымского хана Магмет-Гирея вторглось в пределы Руси. Уничтожая всё на своём пути, оно двигалось к Москве. Жителей охватила паника. Тогда Блаженный Василий вошёл в Успенский собор в Кремле и стал слёзно молиться перед иконой Владимирской Божией Матери. Внезапно почудилось ему, будто огонь полыхнул из иконы, и услышал он голос самой Девы Марии. Возвестила Она божьему человеку, что оставляет Москву, ибо жители города погрязли в грехах.
Усилил молитвы юродивый, с плачем стал просить Богородицу заступиться за православных. Он с таким жаром молился, что Богородица смилостивилась. В тот же миг хан Магмет-Гирей, вступивший было уже в самые предместья Москвы, в Замоскворецкую слободу, внезапно повернул татарское войско и ушёл восвояси. Так своей молитвой Блаженный Василий спас город.
Царь Иван Васильевич Грозный чтил и боялся Василия Блаженного, «как провидца сердец и мыслей человеческих». Незадолго до кончины Василий Блаженный впал в тяжкую болезнь, и царь посещал его с царицей Анастасией.
Когда Василий Блаженный скончался, сам царь с боярами нёс его гроб до могилы на Троицком кладбище близ Кремля. Впоследствии на месте погребения Иван Грозный повелел построить собор Покрова Богородицы в память о покорении Казани. А через несколько лет в Покровском соборе был устроен придел во имя Святого Василия Блаженного. Почитание его в народе было столь сильным, что Покровский собор и пристроенный к нему придел и доныне именуются Храмом Василия Блаженного.
В Пскове в XVI в. подвизался блаженный Николай. Когда Иван Грозный, разгромив Новгород, двигался к Пскову, жители города, боясь царя, встретили его коленопреклонённо с хлебом и солью. А Николай преподнёс царю кусок сырого мяса. Увидев это, Иван Грозный сказал юродивому, что удивляется такому подарку, так как в пост он не ест мясо. «Да разве Ивашка думает, что съесть постом кусок мяса какого-нибудь животного грешно, а нет греха есть столько людского мяса, сколько он уже съел? – ответил блаженный, - Не трогай нас, проходящий, ступай, не на чем тебе будет бежать». В ту же ночь пал царский конь. Грозный в ужасе ушёл из Пскова. Были совершены грабежи, но убийств не было. Так Псков с помощью блаженного Николая избежал печальной участи Новгорода.
В волости Воря, как гласит предание, также был свой блаженный. Звали его – Иоанн Печкин. Прозвище своё старец Иоанн получил за то, что жил он в печке. При этом он почти никуда не выходил, а пищу ему приносили голуби в клюве. К сожалению, предание не сообщает нам о подробностях такого подвига. В связи с этим осталось неясным - находилась ли эта печь в доме или же стояла без крова, осталась ли она от бывшего дома или специально была сложена блаженным для своего проживания. Неизвестно и время жизни старца Иоанна. Народная молва лишь сообщает, что деревня, возникшая или существовавшая на месте, где осуществлял свой подвиг блаженный старец, стала называться Печки. Эта деревня, как следует из дошедших до нас письменных источников, возникла на берегу р.Талица в XVII в. и прекратила свое существование в первой половине ХХ в. Но даже после исчезновения деревни недалеко от неё стояла старая бревенчатая часовенка. В 50-е годы ХХ в. прихожанами Никольской церкви с.Царёво из этой полуразрушенной часовни в храм были перенесены несколько икон и скульптура «Христос в темнице», которая поныне находится в царёвском храме.
XVII в. принёс одну из величайших трагедий Русской Православной Церкви – раскол. Не будем обсуждать причины этой трагедии и искать её виновников, констатируем лишь тот факт, что церковная реформа патриарха Никона не была принята некоторой частью православного люда, в результате чего эта часть прекратила всякое общение с реформированной Церковью. Не принявшие реформ стали именовать себя старообрядцами. Официальная Церковь называла их раскольниками. Гонимые властью, старообрядцы уходили в глухие леса, где, объединившись в общины, организовывали новые поселения и монастыри.
На территории Подмосковья такой глухой местностью являлись лесные восточные волости. Одна из них называлась Гуслицкой волостью с центром в с.Гуслицы (ныне Ильинский погост). До середины XVII столетия эта местность, изобиловавшая неудобными для земледелия песчаными и болотистыми почвами, была малонаселённой. После реформы патриарха Никона, сюда, в тогда ещё глухие леса, бежало немало ревнителей старого обряда. И даже после упразднения Гуслицкой волости этот район, населённый почти одними только староверами, продолжал неофициально называться – Гуслицы. К Гуслицам прежде и сейчас часто относят и соседние местности, также населённые старообрядцами.
На территории средней Вори старообрядцы проживали в д.Ряплово и с.Петровском. Как известно, эти населённые пункты находятся на юге волости Воря и непосредственно примыкают к восточным районам Подмосковья, в которых приверженцев старой веры было много. Петровское во второй половине XVIII в. даже вошло в состав Богородского уезда, в котором числились и Гуслицы. Примечательно, что до XVIII в. Ряплово во всех источниках называлось пустошью, но во времена усиленного освоения старообрядцами восточного Подмосковья Ряплово становиться деревней. Вполне возможно, что Ряплово было основано старообрядцами.
Старообрядцы Ряплово и Петровского были беспоповцами, то есть представляли ветвь старообрядчества, отвергавшую священничество. Богослужение отправлялось в доме у какого-нибудь члена общины, как правило, у самого уважаемого человека, который почитался всеми за наставника. В домах, где регулярно проводились богослужения, организовывались молельни. Известно, что в 1826 г., по официальным данным, в Богородском уезде существовала 51 старообрядческая молельня. Старообрядцы в силу их религиозных воззрений, но более всего из-за гонений на них, вели обособленный образ жизни. Общие собрания проводились с соблюдением всех правил конспирации. Своё общение с приверженцами официальной Церкви – никонианами - староверы по возможности пытались ограничивать. Такая взаимная неприязнь привела к тому, что старообрядцы и православные-никониане даже хоронили своих умерших на разных кладбищах. Уже упоминалось, что в Ряплово и Петровском у староверов были свои отдельные кладбища.
Замкнутость старообрядческой общины, стремление укрыться от внимания властей выработало у местных староверов странную, на взгляд стороннего наблюдателя, манеру поведения – скрытность в обычной жизни и при отправлении религиозных обрядов. Причём это проявлялось даже тогда, когда последователи старого обряда перестали преследоваться властями, и совершать религиозные требы можно было относительно свободно. Н.В.Баскакова (Князева) вспоминала, что в Петровском староверы в 20-х годах ХХ в. собирались по вечерам в одном из домов, где при занавешенных окнах совершали свои богослужения. Она, будучи тогда девочкой, в компании ребятишек, бегала к этому дому и подслушивала, как молились ревнители старой веры. Детям казалось смешным, как пели староверы – «как-то гнусаво, не так как в православной церкви».
В Ряплово староверы собирались в доме Самойловых.
Е.А.Малышкина (Румянцева) рассказала об особенностях старообрядческих похорон, которые она наблюдала в Ряплово в конце 20-х годов ХХ столетия. Группа староверов очень быстрым шагом двигалась по улице д.Ряплово в сторону своего кладбища и низко несла на длинных полотенцах гроб с телом единоверца. При этом в такт своего шага, также быстро, люди то ли пели, то ли читали речитативом, если верить Малышкиной, стихи такого содержания:
А ты, душа, иди в рай,
Нигде не задевай,
А заденешь - упадёшь,
То и в рай не попадёшь…
Староверческое кладбище в Ряплово своим видом отличалось от обычных кладбищ. На старых могилах старообрядцев стояли большие белые камни-валуны.
По сравнению с основной массой сельского населения староверы, как правило, отличались высокой степенью грамотности. Однако староверы с.Петровского и д.Ряплово, видимо, представляли собой исключение из правил. Грамотность этой местной религиозной группы была очень низкой. По сведениям переписи населения 1897 г., в Петровском грамотным было 33,1% населения (345 грамотных, в том числе 264 мужчины и 81 женщина на 1043 жителя), а в Ряплово 27,5% (78 грамотных, в том числе 53 мужчины и 25 женщин на 284 жителя). Меньше, чем в Ряплово, грамотных было только в д.Лукьянцево – 24,2% (59 грамотных, в том числе 49 мужчин и 10 женщин на 244 жителя). В других ворьских поселениях уровень грамотности был выше, например, в Фёдоровском он составлял 41,6%, в Царёво 43,8%, в Шаблыкино 54,8% населения.
О низкой грамотности старообрядцев свидетельствуют и расписки, даваемые самими староверами, об их намерении отказаться от раскола, присоединиться к Православной Кафолической Восточной церкви и обещании «пребывать в послушании ея всегда неизменно». Часто такие расписки писались по просьбе неграмотных староверов их знакомыми или священниками.
Вообще вторая половина XIX в. ознаменовалась массовыми переходами старообрядцев в официальное православие. Метрические книги приходов Спасской церкви в с.Петровском и Никольской церкви с.Муромцево, к которой было приписана д.Ряплово, содержат об этом многочисленные свидетельства в виде вышеупомянутых расписок. Хотя порой такие переходы представляли собой компромисс двух религиозных воззрений. Староверы, перешедшие в православие, считали себя членами Русской Православной Церкви, однако продолжали придерживаться древних обрядов. Очевидцы вспоминают, что даже в 50-х годах ХХ века в Спасскую церковь с.Петровского приходили старики, но крестились они двуперстно. Среди них были певчие церковного хора Старов Сергей и Шихолина Екатерина.
В Ряплово в 1930-х годах старообрядцев осталось также очень мало. Самыми крепкими последователями раскола оставались Самойловы. Одним из последних приверженцев старой веры по некоторым данным была и пожилая женщина, которую в Ряплово все называли Гусарихой. Но в её поведении уже не наблюдалось отчуждённости, присущей фанатичным членам малочисленных религиозных общин. Напротив, по рассказам земляков, Гусариха была очень добра и открыта. Гусариха ко всему прочему обладала какими-то особыми знаниями и способностями, что выделяло её в глазах сельчан среди прочих людей. Эта старушка ярко представляла собой ещё один религиозный простонародный тип личностей, который, наряду с юродивыми, всегда почитался в народе, хотя и не так открыто. Этих людей в литературе называют по-разному: знахарями, ведунами, провидцами, но в действительности они не имели какого-то определённого названия. Может быть, оттого, что этот тип охватывал весьма разнонаправленных и разнохарактерных деятелей. В эту группу входили все те, кого народное мнение наделяло неординарными способностями, или те, чьи характеры и поведение выходили за общепринятые рамки. Это могли быть и человеческие лекари, и врачеватели домашних животных, и знатоки старинных обычаев и традиций, и народные мистики – провидцы, толкователи снов, да и просто отшельники, не любившие общения и проживавшие уединённо.
Гусариха тоже обладала способностями провидца и знахаря. А.Г.Завьялов рассказал об одной из историй, произошедшей в Ряплово в первой четверти ХХ столетия, героем которой была эта женщина:
«В нашей деревне у каждого пруда, кроме одного, были колодцы. Там, где колодца не было, очень плохо было с водой. Люди ходили на конец деревни по крутому спуску в овраг. Там, в глубине оврага, был колодец, но вода в нем была не всегда, а лишь после больших дождей или когда таяли снега. Но когда-то одной старушке, по прозвищу Гусариха, приснился сон, что вода есть не внизу оврага, а прямо на его берегу. Рассказала об этом соседке и пошла молва. Даже сход собрали. Мужики рядились: «рыть-не рыть колодец, воды то и в самом овраге нету». Но пришлось по указке Гусарихи вырыть колодец. Вырыли всего-то на метр, и пошла вода. Причём сколько не рыли, воды всегда оставалось столько, чтобы только ведром можно было бы зачерпнуть воды. Не стали больше копать. Сделали сруб, пригласили батюшку из Муромцево. Он освятил колодец».
Обратим внимание на то, что А.Г.Завьялов не был верующим и суеверным человеком. Но это обстоятельство лишь укрепляет веру в правдоподобность случая. О других способностях Гусарихи позволяет судить рассказ К.Г.Музыкиной.
«В деревне был магазин. И когда во время войны туда привозили продукты, все женщины собирались у магазина, чтобы отоварить продуктовые карточки. Вот так в очереди моя мамка близко познакомилась с одной старушкой – Екатериной Строгоновой. Она мамке постоянно жаловалась, как её сноха обижает. Но вот однажды мамка сидит в очереди на завалинке магазина, ждёт. Вдруг прибегает Катя Строгонова, злющая, и молча, насупленная, три раза быстро прошла около мамки туда-сюда и убежала. А мамка, купив хлеба, пошла домой, и вдруг ей как будто в палец на ноге стекло врезалось – идти больно. Кое-как добрела она до дому и говорит папаньке: «Гаврил, посмотри, что там у меня в палец попало, ступать не могу». Он посмотрел, ничего не увидел. А боли всё сильнее и сильнее. Оказалось, что это Строгонова ей килу поставила. Она, оказывается, колдуньей была. А разозлилась она потому, что её снохе кто-то рассказал, что Катя на неё всем жалуется, и у них в семье скандал был. Бабка, видно, подумала, что это мамка всё снохе рассказала. Ой, мамка мучилась, ничего не помогало. Но ей посоветовали сходить к Гусарихе. Она умела килу заговаривать. Папанька пришёл к Гусарихе, рассказал ей как дело было. Она, узнав, что с того прошло несколько дней, говорит: «Что же вы ко мне так поздно пришли? Не могу я уже ничего сделать. Вот если бы вы ко мне чуть раньше пришли, а теперь ищите, кто сильнее меня». Но кого тут найдёшь. Долго мамка мучилась. А тут как раз объявили, что немец летит Москву бомбить. Вся деревня в лес убежала, а мамка идти не может. «Бегите, - говорит нам, – А я уж дома буду. Что будет, то будет». Но хорошо, что немец где-то далеко отбомбился. А потом у мамки из пальца сорок головок вышло».
Гусариха со своими способностями была не одинока. Людей, таких, как Гусариха, народ знал и почитал. Капиталине Гавриловне также приходилось обращаться за помощью к знахарке после того, как у неё сильно и долго болел живот, а медицинское обследование не могло выявить никакой болезни. Тогда ей посоветовали обратиться к одной бабушке из с.Петровского – Екатерине Лёгковой. Эта старая женщина была верующая и имела чудотворные камушки с Афона, которые она получила в дар от настоятеля Спасской церкви отца Евгения, о котором речь пойдет ниже. Лёгкова к тому времени была почти слепая, но когда к ней в избу зашла К.Г.Музыкина, то, как рассказывает последняя, старушка вся побелела и запричитала: «Ой, милая! Кто же это тебя так испортил?». Знахарка стала читать над ней молитвы и потом потребовала, чтобы болящая принесла к ней «три воды из разных мест». В следующее посещение К.Г.Музыкина принесла бабушке воду, собранную из трёх разных источников, и Екатерина Лёгкова погрузила в неё свои афонские камушки и на прощание велела Музыкиной растираться этими «тремя водами», а после этого необходимо было выйти на перекрёсток дорог, выкинуть через левое плечо тряпицу, которой производилось растирание, и при этом сказать: «Откуда пришёл – туда возвращайся». Поступив, как ей велели, женщина исцелилась. При этом во время последнего растирания Капиталина Гавриловна увидела неизвестно откуда взявшуюся возле неё очень крупную мышь, которая убежала в угол комнаты и там исчезла. Подруга, помогавшая К.Г.Музыкиной при растирании, так и не увидела никакой мыши. Музыкина связала это видение с уходом от неё порчи и болезни.
Подобные представления о зримости и предметности болезней, имеющих нечистые тела и внесённые нечистой силой, известны ещё из житий святых, составленных в средневековье. В одном из житий рассказывается, как некто Назарий обратился к святому с мольбой об исцелении. Святой перекрестил больное место и провёл ночь в молении о Назарии, и тот «на утри же воста здрав бысть, недуг же его отпаде от тела его срачицею вкупе, яко чешуя».
Болезнь как порождение бесовских сил могла быть следствием порчи, сглаза, которые вольно или невольно причинялись человеку колдунами, которые существовали наряду со знахарями. Но, в отличие от своих добрых «коллег», знания и способности которых были направлены на помощь людям, колдуны и колдуньи стремились к причинению вреда.
Как следует из рассказа К.Г.Музыкиной, такими недобрыми способностями колдуньи обладала Екатерина Строгонова. В качестве доказательства особых способностей и знаний Строгоновой Капиталина Гавриловна рассказывает о том, что когда её родители продали корову Строгоновым, то животное в первый же вечер после продажи и возврата с пастбища само пошло во двор своих новых хозяев.
Такие возможности, по объяснению Музыкиной, колдуны получают из-за их особой связи с бесами, которые помогают колдунам, но в то же время требуют и от них постоянной работы. Поэтому колдуны чувствуют постоянную необходимость насылать на людей порчу или сглаз.
Многие особенности в поведении колдунов, отмеченные по рассказам местных старожилов, были зафиксированы и другими исследователями-этнографами. В частности, О.М.Фишман, изучавшая жизнь и веру тихвинских карелов-старообрядцев, проживающих на территории Ленинградской области, выявила следующие поверья.
Как отметила исследовательница, согласно местной традиции, отличие колдуна состоит в наличии у него бесов-помощников. «Колдовать – это всегда принуждать нечистую силу к выполнению требований, в отличие от знахарства, являющегося просьбой, обращением за помощью к Богу». Так одному из карельских колдунов приходилось постоянно давать бесам работу, иначе те «трепали его»/«он часто бывал битым». Каждое посещение бани для него становилось своего рода обрядом колдовской инициации – он всегда мылся один, мытье сопровождалось слышными по всей деревне руганью, шумом драки; несколько раз выходил он из бани битым или ошпаренным. Бытование подобных представлений отмечено в материалах следствий по колдовству в России XVIII в. В работе О.Д.Горелкиной приведены показания некоего Воининова, свидетельствующего, что подчинённые ему бесы отличались беспокойным характером и «прошали у нево работы»; по совету сатаны Михи он посылал их «из реки вытаскивать на берег, а з берега паки опят в реку песок».
Для «призорения» людей и скота колдунам было достаточно взглянуть и сопроводить взгляд возгласом и какой-либо хвалебной фразой, чтобы от человека ушла удача, а иногда и жизнь. По рассказам карел, отправляясь на рыбалку, в лес за ягодами и грибами, старались избегать встречи с подобными людьми – мимо дома «вся деревня ходила крадучись»; старались не показывать им новорожденных детей. Поверья ворьских крестьян также свидетельствуют о том, что похвала колдуном другого человека, якобы дружеское поглаживание или объятия приводят к болезням.
Фишман выявила у карел и тайный обряд-заговор, сопровождавший покупку лошади, коровы и другой скотины, которым, видимо, пользовалась и ряпловская колдунья Строгонова. Чтобы корова (жеребёнок и др.) «не скучала», новый хозяин брал солому из-под коровы во время покупки и говорил: «Куда эта солома, туда и эта корова».
Общей особенностью колдунов различных этноконфессональных групп, которую отмечали многие исследователи, является то, что свои способности (бесов) они передают перед смертью по наследству, как правило, своим детям или другим близким родственникам, а иначе, не передав свою силу, такие люди умирают очень долго, тяжело, в сильных муках.
Капиталина Гавриловна Музыкина так рассказывала о смерти Екатерины Строгоновой.
У Строгоновых загорелся дом. В это время их бабушка (сама Екатерина) уже болела, лежала на печке и редко вставала. Больше никого тогда дома не было. Подоспевшие соседи пытались помочь ей слезть с печки и выбраться из дома. Но Екатерина отказывалась от помощи и просила позвать её дочь. Когда дочь подошла, то дом уже был сильно охвачен огнём. Дочка стала звать мать через раскрытое окно, на что Екатерина попросила подать ей палочку. Дочь через окно подала ей палку, и когда мать взялась за протянутую палку, то всю свою сверхъестественную силу передала дочери и, оставшись в доме, сгорела.
Но, наряду с общими для всех колдунов закономерностями в поведении, отмеченными исследователями, в нашем случае выявлены и определённые особенности. Например, некоторыми этнографами отмечено, что колдуны – люди вне Бога – не крестятся, не молятся, не ходят в церковь (часовню). Однако, по рассказам местных информаторов, колдуны могут казаться добрыми, набожными, посещать церкви, но даже в церкви при этом они творят зло. «В церкви-то им как раз самая работа», - пояснила К.Г.Музыкина. Отогнать от себя человека с недобрыми намерениями можно только определёнными молитвами, такими как «Да воскреснет Бог!» или «Живый в помощи». Такое мнение отнюдь не выражает исключительно местную особенность. Достаточно вспомнить некоторые народные легенды и мифы (хотя бы рассказ Н.В.Гоголя «Вий») и некоторые церковные источники, в которых бесы иногда бесстрашно действуют в церкви. Показательным является описание одного из чудес Зосимы, Соловецкого чудотворца, приведённого А.И.Клибановым: некто Никон, житель наволока Унежмы, на горе себе вмешался в распрю местных кудесников, «угодив» одному из них и оскорбив другого. Последний стал «бить кудеса» и призвал беса, поразившего болезнью Никона, да такой, что он «уже и живота отчаялся». Никон обратился к кудеснику, которому он «угоди». Но тот, вникнув в дело, понял, что он не в силах помочь Никону: «Не мощно ми от тебе беса отвести, понеже предан еси самому сатане, да кости твоя на раздробление бесом». Кудесник дал Никону лишь месячную отсрочку от гибели, а вместе с ней и совет: «Аще хощеши совершенно избыти от беса того, то поеди на Соловки к тамошнему старцу, а инако не можещи избыти от него, понеже сатане предан еси». Никон добрался до Соловков и лёг у гроба святого Зосимы, где пробыл три часа. После Никон вспоминал, что в это время в гробницу Зосимы «приидоша… множество бесов и начаша клокот велик творити, идеже аз лежах, начаша стену надымати, хотящее мя восхитити отсюду; гласы странными устрашаху мя, овии же крючие поддевающе влечаху мя, кождо их поглотити мя хотяху». Но Святой всё-таки исцелил Никона.
В общем, верование крестьян в существование знахарей и колдунов в определённой степени поддерживались и православной христианской традицией. Хотя предшественниками и колдунов и знахарей, безусловно, были языческие кудесники (волхвы). Индифферентные христианскому различению добра и зла, они и в христианских святых, как следует из вышеприведенного рассказа, видели подобных себе магов и часто считали их своими соперниками. Отсюда и встречающееся в источниках упоминание о разных отношениях языческих кудесников к христианским подвижникам. В одних случаях из-за суеверного страха отвергалась чуждая обрядность, в которой только и видели силу воздействия, в других, наоборот, пытались приобщиться к ней и поэтому заимствовали некоторые элементы. Но не этим определялось разделение на добрых знахарей и злых колдунов. Такое разделение произошло позже и не в материальной (обрядовой) плоскости, а в духовной сфере под сильным влиянием христианского мировоззрения. Правда, христианство в итоге так и не смогло окончательно изменить сознание наследников древних знаний. В основе деятельности и знахарей, и колдунов продолжал лежать обрядовый магизм, в разной степени соотносимый с христианской идеологией. У знахарей это проявлялось отчётливей в виде применения в своей практике молитв, следовании в жизни евангельским заповедям. Этим их можно было отличить лишь от колдунов, становившихся на путь открытого антихристианства и богоборчества. Гораздо чаще колдуны, как и в языческие времена, оставались вне христианского различения добра и зла. Тогда христианство и церковная обрядность воспринимилась ими либо как некая разновидность магической практики, либо как параллельный обыденности мир, каждый из которых живёт по своим законам. В обоих случаях участие в православных службах, использование христианской символики легко совмещались с заговорами, гаданиями и прочими колдовскими ритуалами. Об этом наглядно свидетельствуют материалы следственных дел XVIII в. о колдовстве, подробно разобранных Е.Б.Смилянской. В 1746 г. в Синоде и в Вологодской консистории разбиралось дело вологодского палача Василия Таширова, который «по суеверию» «крест положил под пятку, чтоб быть ему при пытке в застенке смелым, а воду с того креста пил, чтоб во сне никакого видения не было и что этому он научился от умершего заплечных дел мастера Костерова». В другом случае подмосковный мельник-колдун Марк Тихонов, сын Холодов, опускал нательные кресты «заказчиков» в воду, ворожа для успеха в карточной игре. В этом случае особенно примечательно, что наговаривал Марк Тихонов на кресты слова, которые якобы знал «по наставлению дьяволов». Можно было бы привести и другие многочисленные примеры. Поэтому часто в отношении к людям, вступившим в силу своих особых знаний и способностей в сношение с иным миром, в обществе существовала некоторая нечёткость и неопределённость в различении злого и доброго. Так Елена Андреевна Малышкина, научившаяся от своей матери Дарьи Григорьевны снимать сглаз, заговаривать грыжу, ячмень, говорила, что к ней обращались и с просьбами погадать, но она всегда отказывалась, считая это грехом. Себя Малышкина характеризовала так: «Я не колдунья, а по наследству, как бабушка. И бабушка моя заговаривала, и мама заговаривала, и я… Лечу молитвами». На вопрос, какими молитвами она лечит, Елена Андреевна сообщила: «Разными, и церковными тоже: «Богородицей», «Отче наш», «Верую». Е.А.Малышкина считала себя христианкой, раньше часто посещала церковь, но в последнее время очень редко по состоянию здоровья.
Вполне понятно снисходительное, но всегда осторожное отношение Церкви к почитанию народом добрых знахарей. Несмотря на широкую известность некоторых из них, успешность применяемых способов лечения и другой помощи людям, церковные власти знали, что зачастую успех такой помощи зиждился не на силе молитв знахаря и его заслугах перед Богом, а на природных способностях самого человека, приобретённых знаниях и сомнительном магизме.
Вера в силу знахарей и колдунов представляла собой теневую сторону христианской культуры. Страх, рождённый малообъяснимостью явления, осторожное отношение к знахарям и открытое осуждение колдунов со стороны Церкви в значительной степени табуировали эту тему для широкого и открытого обсуждения.
Светлая сторона религиозности была неразрывно связана с православно-церковной традицией. Следование церковным правилам повсеместно носило массовый характер. Общепринято было ходить по воскресным дням и православным праздникам в церковь, участвовать в таинствах. Одним из элементов религиозной культуры было паломничество по знаменитым монастырям. Для москвичей и жителей северо-восточного Подмосковья традицией было пешее посещение Троице-Сергиевой лавры. Писатель Иван Сергеевич Шмелёв очень красочно описал впечатления своего детства о таком паломничестве в замечательной повести «Богомолье». В одном из эпизодов произведения пожилой наставник Горкин так объяснял мальчику Ване необходимость пешего путешествия: «… ты потрудись угоднику, для души! … Он так трудился-то… тоже, говорят, плотничал, церквы строил. Понятно, ему приятно. Вот и пойдём». Путь богомольцев из Москвы в Лавру лежал по Ярославской дороге, через близкие нам места – сёла Мытищи, Пушкино, Братовщину, Талицы, Рахманово. Ворьские крестьяне из сёл и деревень, расположенных в восточной части района, совершали пешие походы в Сергиев Посад другой дорогой, называемой Троицкой, которая была частью Архангело-Богородского тракта. Эта лесная дорога была немноголюдной. Пролегала она от с.Петровское через Лукьянцево, Каськово, Куроедово, Зубцово. Жители западной части из Царёво, Лепёшек, Путилово, Фёдоровского и других рядом лежащих с ними деревень выходили на тракт немного другим путём – через Барково, Михайловское и Лычёво. Путь был хоть и приятный, но неблизкий – в обе стороны составлял около сорока вёрст, поэтому требовал большого труда. К тому же на пути могли подстерегать и опасности в виде лихих людей и хищных животных, например волков и медведей, которые ещё в начале ХХ в. водились в ворьских лесах. В Троице-Сергиевой лавре установлен крест из чёрного мрамора крестьянину д.Харланиха (ныне территория НИИ «Геодезия») Василию Николаеву, для которого такое путешествие закончилось трагически. Николаев прошёл 15 вёрст от Харланихи до Лавры, вошёл в храм, помыл пол, перекрестил место, лёг и умер под образами.
Богомолье представляло собой добровольно принятый на себя человеком, может быть, относительно лёгкий, но всё же подвиг, совершаемый во имя спасения души.
Духовно близким к паломничеству был обычай совершать длительные крестные ходы. О ежегодном проведении таких крестных ходов рассказала Е.А.Малышкина. Она вспоминала, что из Маврино в Ряплово каждый год (12 июня или 12 июля) носили икону Божьей Матери. Эта икона считалась явленной. По поверью, когда-то одной слепой девушке из д.Костыши приснился сон, в котором ей явилась Божья Матерь, сказавшая девушке: «Приди! Я сижу на берёзе средь поля. Сними меня и отнеси в церковь». Девушка проснулась и хотела исполнить повеление, но подумала: «Как же я найду это место, ведь я слепая». И в этот момент девушка прозрела. Она пошла в поле и нашла там берёзу. На берёзе висела икона Богородицы. Девушка сняла икону с дерева и отнесла её в мавринскую церковь.
И вот из Маврино эту икону носили в Ряплово. Расстояние между этими населёнными пунктами составляло 4 километра. Значит, общая длительность крестного хода от Маврино в Ряплово и обратно составляла 8 километров. За иконой ходили и несли её одни только женщины. Икону носили на деревянных поручнях, скреплённых в виде носилок. Жители Ряплово заранее готовились к встрече крестного хода – застилали двор свежей соломой и открывали ворота. Процессия с иконой из двора во двор обходила всю деревню и возвращалась в Маврино.
Но случалось, что крестный ход приходилось устраивать и «внепланово». Причиной этому служили события, грозящие общественной бедой. Так, однажды икону принесли в Ряплово, когда засуха стала серьёзно угрожать будущему урожаю. Тогда с иконой не стали заходить во дворы, а обошли вокруг поля, отслужив при этом молебен о ниспослании дождя. Соборная молитва возымела своё действие. По окончании крестного хода вдруг пошёл дождь.
В другой раз крестьяне Ряплово решили обратиться за помощью к чудотворной иконе, когда на рожь, овёс и пшеницу напал червь. Вновь женщины принесли икону из Маврино и обошли с ней вокруг поля. Свидетель этих событий Елена Андреевна, как чудо, вспоминает ужасную картину исхода червей с крестьянских угодий. Черви живой массой переползали дорогу в сторону леса.
Все эти события в жизни ворьской деревни, несмотря на свершившуюся революцию, происходили и в 20-х годах ХХ в. Но именно это время стало переломным моментом в развитии религиозной культуры всего православного народа. В это время отчетливо проявился кризис религиозного сознания русских людей. Конец 20-х – 30-ые годы ознаменовались усиленной борьбой советского государства против Церкви. Уничтожались и закрывались храмы, осквернялись святыни. И в этом процессе часто активно участвовали не иноплеменники и иноверцы, а местные жители - простые рабочие и крестьяне. Однако эти годы явили и истинных праведников, готовых идти за веру на муки и смерть. Немногие знают, что среди новых мучеников были и местные жители.
Одним ииз них был бывший священник Никольской церкви с.Царёво Сергий Кротков. Настоятелем этого храма о.Сергий был назначен в 1922 г. и оставался им до 1930 г. В 1930 году отец Сергий был назначен в храм Покрова Божией Матери в село Покровское Московской епархии рядом с Царицыном, находящимся ныне в черте города Москвы. При этом о.Сергий продолжал жить в с.Царёво. За своё исповедничество Сергий Кротков в 1938 г. был арестован и вскоре расстрелян. Погребён он был в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой. В августе 2000 г. на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви отец Сергий Кротков был причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских.
К лику святых на этом Соборе был причислен и Пётр Пушкинский, родившийся в 1891 году в с.Барково в семье священника Василия Пушкинского. В 1914 г. после окончания семинарии и женитьбы Пётр Васильевич был рукоположен в сан священника и назначен настоятелем церкви Илии Пророка в г.Верея. Уже в советские годы во время гонений на церковь о.Пётр неоднократно вызывался в ОГПУ, где подвергался допросам, и к нему выдвигались требования отречься от Христа и Церкви, при этом предлагались деньги. Священник не соглашался. Боясь преследований властей, о.Петра стали сторониться даже родственники. Они настойчиво уговаривали священника перестать служить, но о.Пётр не уступил и им. Священника арестовали в 1937 г., обвинили в контрреволюционной деятельности и заключили в тюрьму в г.Можайске. Лжесвидетелем по делу о.Петра выступил благочинный – священник Виктор Озеров, который заявил, что Петр Пушкинский относится к советской власти враждебно, осуждал сталинскую конституцию и имеет тесную связь с известными монархистами-священниками Мечевыми. В октябре тройка НКВД приговорила о.Петра к расстрелу. 13 октября 1937 г. протоиерей Пётр Пушкинский был расстрелян и так же, как и о.Сергий Кротков погребён в безвестной общей могиле на полигоне Бутово .
Живых свидетелей, помнящих о.Сергия и о.Петра, среди местных жителей не сохранилось. Зато многие помнят о другом столпе православной веры – настоятеле Спасской церкви с.Петровского отце Евгении Тростине. Из многочисленных воспоминаний о Е.П.Тростине можно составить следующее жизнеописание.
Евгений Павлович Тростин родился в 1878 г. в г.Покров Владимирской губернии. О жизни Е.П.Тростина до возглавления им в 1942 г. прихода Спасской церкви с.Петровского известно следующее. Он был рукоположен в сан священника в начале XX в. Отец Евгений рано овдовел, его жена умерла, когда ей было 28 лет. На попечении о.Евгения остались трое малолетних детей. В 20-е годы ХХ в., когда начались гонения на церковь и многие храмы закрылись, Е.П.Тростин был выведен за штат. Тогда ему пришлось работать и учителем в школе, и фельдшером.
Несмотря на немногочисленность сведений о жизни о.Евгения до возглавления им прихода Спасской церкви с.Петровского, вся его долгая подвижническая деятельность в качестве настоятеля этого храма (25 лет) свидетельствует о том, что это был очень одарённый пастырь и до конца преданный своему делу. О.Евгений возглавил приход в самые трудные для России годы Великой Отечественной войны. Как раз в это время власть, видимо осознав, что спасти Россию можно только путём возврата веры в сердца людей, стала способствовать открытию храмов.
В 1941 г. закрылась и церковь в с.Петровском, но после недолгого перерыва, с приездом сюда в 1942 г. о.Евгения, Спасская церковь также была открыта. Прошло несколько лет, и известие о праведности священника из с.Петровского разнеслось по всей округе. Люди стали приходить к нему из окрестных сёл и деревень, из г.Красноармейска и даже приезжали из Москвы и других дальних городов. И это всё для того, чтобы принять участие в богослужении, исповедаться о.Евгению в своих грехах и услышать от него совет, напутствие, как поступить в той или иной житейской ситуации. Несмотря на такое большое количество прихожан, о.Евгений всегда внимательно всех выслушивал и никого не оставлял без наставления и совета. Как могло показаться, это был простодушный сельский священник, но, имея за плечами большой жизненный опыт, он давал советы, не только исходя из человеческой мудрости, но неся в себе великий дар предвидения. Рассказывают, что о.Евгений был прозорлив, и многие его предсказания чудесным образом сбывались. Одна из жительниц с.Петровского, не послушавшая совета батюшки и попавшая в трудную ситуацию, в отчаянии даже как-то сказала: «А ведь батюшка колдун». Музыкиной Капиталине Гавриловне о.Евгений говорил, что ей всю жизнь придётся мучиться от болезней. Именно так и произошло. Но такое пророчество было воспринято К.Г.Музыкиной не как недоброе предзнаменование или пожелание, а как предвидение её судьбы. В другом случае о.Евгений часто бывавшей у него девушке Надежде Якшиной посоветовал учиться церковнославянскому чтению, сказав: «Тебе это пригодиться в жизни». Девушка удивилась – она трудилась на заводе в д.Огуднево и не думала посвящать себя работе в церкви. Но прошло много лет, и Надежда стала псаломщицей в церкви села Петровского.
Отца Евгения постоянно окружали люди. В его небольшом домике-сторожке возле церкви ночевали многие прихожане, не только приехавшие из дальних мест, но и местные жители. Продукты, приносимые ему людьми, он всегда делил среди тех, кто оставался на ночлег. На слова, что эти продукты принесены ему, батюшка отвечал: «Ну, тогда посадите меня в подвал, чтобы я мог есть один». В иной раз в доме останавливалось до 15 человек, и все после службы собирались за большим столом. Больных старались накормить получше. Музыкина К.Г. рассказала, как во время поста батюшка попросил сварить ему молочный суп. Женщина, занимавшаяся приготовлением обеда, напомнила ему о посте, но священник сказал, что ему так хочется. И когда на стол было подано совсем не постное блюдо, то о.Евгений тут же подвинул эту тарелку к Капитолине Гавриловне и настоял, чтобы она съела суп.
Отец Евгений Тростин. Фото 60-х годов ХХ в.
Когда о.Евгений побывал в известном женском Пюхтицком монастыре, то навестил одну прозорливую старицу Екатерину, которая стала называть священника Серафимом. Отец Евгений, подумав, что она забыла его имя, несколько раз поправил старицу. Однако, несмотря на это, она неизменно продолжала называть батюшку Серафимом. В этой оговорке старицы люди, близко знавшие о.Евгения, видят глубокий духовный смысл – отец Евгений по своей необычайной доброте, простоте и силе веры очень был похож на величайшего русского святого Серафима Саровского.
Отец Евгений силой молитвы, но используя при этом и свои врачебные знания и опыт, пользовался заслуженной славой врачевателя. Именно за помощью в исцелении от тяжкого недуга к батюшке приехал молодой архимандрит – духовник Пюхтицкого монастыря Гермоген (Муртазов). Пожив некоторое время в сторожке у настоятеля, архимандрит Гермоген с помощью о.Евгения полностью излечился от своей болезни. К священнику приходили (чаще их приводили) за помощью и люди, одержимые бесом.
Несмотря на свою большую духовную силу и непререкаемый авторитет среди прихожан, о.Евгений всегда был очень деликатен и никогда не навязывал своё мнение другим. Если случалось, что собеседник не разделял его мнение, священник больше не предлагал своих советов, но с пониманием относился к самостоятельному решению человека. Так одна женщина (по просьбе не будем упоминать её имени), в молодости входившая в состав духовных чад, просила у батюшки благословения при выходе замуж за парня, который не был верующим человеком. Отец Евгений, понимая чувства молодых людей, но, также предвидя и то, что такой союз не даст возможности девушке вести прежний образ жизни и может привести к определённому охлаждению веры, предложил ей, предварительно отслужив молебен перед иконой Пресвятой Богородицы, вынуть жребий, который и должен определить выбор девушки. Но девушка, опасаясь неблагоприятного для неё исхода, отказалась от такого предложения. Отец Евгений не просто спокойно воспринял свободный выбор человека, но и с искренней любовью организовал за свой счёт и в своём небольшом домике пышную свадьбу молодым людям, родители которых не имели материальной возможности для такого торжества.
Впрочем, опасения батюшки оправдались. Молодая женщина действительно отошла от церкви. Рассказ этой женщины о своей жизни поистине драматичен. Совершив много ошибок и тяжких грехов, похоронив мальчика-сына и мужа, женщина вновь вернулась в церковь. Раскаиваясь в своих грехах и тепло вспоминая о.Евгения, она не считает ошибкой свой давний выбор – свою любовь друг к другу эта пара пронесла через всю жизнь. Сейчас эта женщина является прихожанкой Вознесенской церкви в г.Красноармейске.
Е.П.Тростин скончался 1 октября 1967 г. в возрасте 89 лет. Тяжело болея, священник как-то сказал: «Мои похороны будут событием» - и оказался прав. На похороны о.Евгения приезжали люди с разных уголков России. Только телеграмм об этом было направлено 117. В этот день на Петровской птицефабрике даже объявили выходной день, так как все работники собирались проститься с любимым батюшкой. Ограда церкви не вмещала всех присутствующих – таково было почитание священника. Незадолго до его смерти прозорливый о.Сампсон (в миру Сиверс Эдуард Эсперович), хорошо знавший о.Евгения и некоторое время даже проживавший у него в Петровском, предсказал, что через несколько лет после смерти о.Евгений будет причислен к лику святых. Эти слова быстро распространились среди народа. С надеждой на будущее обретение мощей и в целях защиты тела от повреждений гроб во время похорон сверху был покрыт плитой, сбитой из прочных деревянных плах.
После смерти о.Евгения прошло уже более 35 лет, но добрая память о нём ещё живет в сердцах многих людей, близко знавших настоятеля Спасской церкви.
Многие сведения, сообщённые местными информаторами и приведённые в настоящем очерке, могут представляться современному чрезмерно рациональному человеку выдумками и мифами. Но совсем по-другому воспринимались эти события теми людьми. Для них это было реальной действительностью, фактом, а совсем не вымыслом и обманом, так как в этом бы случае рассказчикам пришлось бы обманывать прежде всего самих себя. Да, во многом в рассказах информаторов, касающихся религиозных представлений, присутствует миф, но это миф не в его распространённом понимании как сказки, а в том смысле, как определил его русский религиозный философ С.Н.Булгаков: «Мифу присуща вся та объективность или кафоличность, какая свойственна вообще «откровению»: в нем, собственно, и выражается содержание откровения, или, другими словами, откровение трансцендентного, высшего мира совершается непосредственно в мифе, он есть те письмена, которыми этот мир начертывается в имманентном сознании, его проекция в образах… миф есть синтетическое религиозное суждение a priori, из которого далее уже аналитически выводятся апостериорные суждения. Различные природные стихии (лешие, водяные, русалки, эльфы, гномы и т.д.) открывают о себе в мифе, и народные сказки в известной части своей суть такие натуральные мифы, зарождающиеся, конечно, в пору наибольшей непосредственности и чуткости к голосам из области запредельного чувства».
Как это возможно, объясним на примере реального трагического случая, о котором рассказала К.Г.Музыкина.
В период с середины 40-х годов до начала 80-х ХХ в. она проживала в своём доме на Красном посёлке в г.Красноармейске. По соседству с ней жила пожилая супружеская пара Пигановых – Сергей и Полина, у которых не было детей. В начале 70-х годов у Полины Пигановой скончался муж, и она осталась одна. В один из зимних дней к ней в гости приехала племянница – девушка лет 20. Но в первую же ночь она, испуганная и полуодетая, прибежала в дом к Музыкиным и попросила остаться переночевать. При этом девушка рассказала следующее. Так как она дорогой сильно замерзла, то, поужинав, рано легла спать, забравшись на тёплую печь. Время шло к полуночи, а тётя Поля всё не ложилась и не гасила в доме свет и даже, наоборот, принарядилась и поставила самовар. На вопрос племянницы, кого она ждёт, тетя Поля ответила, что ждёт в гости мужа, который каждую ночь приходит к ней. Окончательно лишившись сна и дрожа от страха, девушка стала ожидать, что будет дальше. После того, как часы пробили полночь, её тетя накрыла стол, налила две чашки чая и, усевшись за стол, стала как будто с кем-то весело разговаривать, называя своего невидимого собеседника Серёжей. Увидев это, девушка соскочила с печи и, накинув на себя что попало под руку, кинулась на улицу. После этого случая племянница на следующий день уехала из Красноармейска. Капиталина Гавриловна Музыкина решила поговорить с соседкой и, встретившись с ней, пыталась образумить Полину Пиганову и объяснить ей, что её муж умер, а ей бы надо сходить в церковь и исповедаться. Но, видимо, всё было напрасно. Прошло ещё некоторое время, и соседи обратили внимание, что во дворе Пигановой всё занесено снегом и уже давно не видно свежих следов. Придя к ней в дом, обнаружили его открытым. В доме на столе лежал нательный крестик. Войдя в сарай, люди нашли Полину Пиганову повешенной. Она была нарядно одетой и с золотыми серёжками. В результате помешательства она покончила жизнь самоубийством, думая, что идёт на встречу со своим покойным мужем.
Кажется, этот случай всего лишь трагическая жизненная история, не имеющая ничего общего с мифом. Однако необходимо понять, что в основе визионерства несчастной женщины лежали тяжелые переживания по поводу смерти любимого человека и подсознательное нежелание это воспринять. Эти факторы и породили индивидуальный миф о реальности встречи с мужем. Случаи подобного поведения не единичны, и такие индивидуальные мифы в конце концов стали причиной возникновения множества легенд на эту тему. В свою очередь глубоко верующая К.Г.Музыкина объяснила случай с Пигановой иначе. По мнению Капиталины Гавриловны, к соседке в виде мужа являлась нечистая сила-бес, которая и привела Полину Пиганову к самому тяжкому греху – самоубийству. Здесь уже мифология иная, исключительно христианская.
Аналогично можно объяснить и быличку (миф), также рассказанную К.Г.Музыкиной и приведённую в очерке «Фольклор, обряды и говор ворьской деревни» о блуждании Ксении Мягковой по лесу со своим мужем, который, в конце концов, также оказался бесом. И здесь такие же сильные переживания женщины о пьянстве мужа и тяжелая физическая работа стали причиной психологического аффекта, объяснение которого женщина нашла в своих религиозных представлениях, яркие образы которых ожили в мистической истории.
И как мы видим, миф не только объективен, но порой ещё и активен, в том смысле, что часто выступает в качестве мощного мотивационного фактора в поведении не только человека, но и общества, государства. Например, религиозно-политический миф «Москва-Третий Рим» стал и лозунгом в осуществлении внешней государственной политики московских государей, и причиной возвышения русского национального самосознания, и даже чрезмерного грекофильства царя Алексея Михайловича и патриарха Никона, что в итоге привело к церковной реформе и расколу. А вера в существование легендарных Китеж-града и Беловодья толкала многих людей к их поискам.
Как легко увидеть, религиозная культура русского и, в частности, ворьского крестьянства была, прежде всего, христианской культурой. Хотя в ней своеобразно сплелись ортодоксальное православие, народная обрядность, элементы древних языческих верований и магизма. В свою очередь эта культура могла по-разному открываться через призму индивидуальной религиозной мотивации. Иногда исполнение религиозных обрядов было связано с надеждой достижения материального воздаяния, как например при совершении крестных ходов и молебнов при стихийных бедствиях (засухах, эпидемиях и т.п.). В другом случае искренняя вера порождала мистицизм, который порой мог показаться несколько примитивным. Но во всех случаях в народном сознании зримо связывались религиозные образы и материальные события жизни. Некоторыми исследователями, подходящими к проблеме исключительно с рационалистической точки зрения, в таком единстве сакрального и материального виделась «неумеренная вещественность религиозных представлений, материализация представлений» - как об этом писал Ключевский. Тем не менее, в этой неразрывной связи чувствуется огромная религиозно-творческая напряженность русского духа, результатом которой были и знаменитая русская икона, и многочисленные храмы, и богатое мифотворчество, и, к сожалению, церковный раскол XVII в. Поразительно точно охарактеризовал А.В.Карташёв религиозное сознание русского человека: «Это не эстетика, это религиозная психология, за психологией – опыт, за опытом – вера и осязание. Мы православные, мы иконопоклонники. Мы – хочется сказать парадокс – без икон и в Бога не верим. Но что это парадокс в вере? Не всё ли?...Русское Православие ритуально-реалистично, материалистично на взгляд европейски философствующего идеалиста и спиритуалиста. Теократически полный идеал его - цельный, всеохватывающий, культом проникнутый, украшенный и освящённый быт, в который, как говорится в Апокалипсисе, уже «не войдёт ничто нечистое, и ничего уже не будет проклятого (21,27 и 22,3)». Православная русская душа жаждет не просто спасения своей одинокой «душеньки у Христа за пазухой», но устроения и здесь на земле всей жизни «по-Божьи» и с царством земным, но «Христовым», и с довольством и достатком и с благами земными и «благоденственным и мирным житием», но «во всяком благочестии и чистоте».
ПРИЛОЖЕНИЕ
Священномученик Сергий (Кротков)
(память совершается: январь 27, июнь 18)
Священномученик Сергий родился в 1876 году в селе Подлесная слобода Луховицкого уезда Рязанской губернии в семье священника Михаила Кроткова. Отец его умер, когда мальчику исполнилось три года, и с этого времени Сергей стал жить у родственников. И хотя они были людьми материально состоятельными, воспоминания о годах детства, проведенных у них, остались у него как о времени тяжелом и безрадостном. Как сирота Сергей был отдан в Рязанскую Духовную семинарию для обучения на казенный счет. По окончании семинарии Сергей Михайлович был определен преподавателем Закона Божия в церковноприходской школе. Сочетавшись браком с девицей Марией, дочерью протоиерея Палладия Афанасьевича Орлова, служившего в городе Луховицы в Рязанской епархии, он был назначен на его место и рукоположен в сан священника в 1903 году.
Когда началась Первая мировая война, отец Сергий был направлен полковым священником в 139-й Моршанский полк, который воевал на Австрийском фронте; он прошел всю войну вместе с частью, занимавшей позиции на передовой. За безупречное пастырское служение во время военных действий отец Сергий был награжден орденом Анны 3-й степени, Георгиевским крестом и возведен в сан протоиерея. Отец Сергий прослужил полковым священником до большевистского переворота в 1917 году, И лишь после того, как полк был расформирован, он уехал в Воронежскую губернию, где получил место настоятеля в храме в селе Валуйчики. Перед отъездом с фронта епископ Кременецкий Дионисий (Валединский) предложил священнику не возвращаться в Россию, где в то время начинала бушевать революция, и поселиться в Западной Европе, но тот отказался.
В 1922 году протоиерей Сергий был назначен настоятелем Никольской церкви в селе Царево Пушкинского района Московской области, где прослужил до 1930 года. Это было тяжелое время для православных, но священник был непоколебим в своем пастырском служении, которое было в те времена исповедничеством. Даже внешняя бытовая сторона жизни была нелегка. Чтобы истопить, например, печь, нужно было искать дрова, а их не было, отец Сергий шел на реку Талицу, нырял в холодную воду и вылавливал тяжелое мокрое бревно. И ныряя, бывало, говорил: «Благодать-то, какая!»
Прихожане любили пастыря за благочестие, за серьезное отношение к богослужению, которое и всех присутствующих в храме настраивало на сосредоточенную молитву. Ко всем: и к верующим, и к неверующим - отец Сергий относился ровно, с христианской любовью и приветливостью встречая каждого приходящего к нему. По мере своих небольших возможностей он старался помочь всем нуждающимся, иногда отдавая свои последние деньги. Кто не имел средств, с тех отец Сергий денег за требы не брал.
Храм святителя Николая был одним из самых посещаемых в округе, здесь всегда было много молящихся, что и послужило причиной возникновения у отца Сергия неприятностей. Неподалеку в селе Нагорном служил священник Николай Веселовский; он, преследуя свои цели, часто бывал у гостеприимного отца Сергия, и, в конце концов, решил попытаться занять его место. Ему удалось склонить на свою сторону двух певчих из Никольского храма и выхлопотать себе назначение в этот храм. Однажды из окна своего дома отец Сергий увидел сани, в которых рядом с купелью сидел отец Николай, получивший назначение на его место.
В 1930 году отец Сергий был назначен в храм Покрова Божией Матери в село Покровское Московской епархии рядом с Царицыном, находящимся ныне в черте города Москвы. Отец Сергий с семьей жить остался в своем доме в селе Царево, и добираться до нового места служения ему было крайне неудобно. Нужно было доехать по железной дороге от Красноармейска до станции Софрино, от Софрино до Москвы, от Москвы до станции Царицыно, а затем пешком до села Покровского. От Красноармейска до станции Софрино в те годы ходил паровоз «кукушка», к нему прицеплялся небольшой состав, на котором возили хлопок для Красноармейской текстильной фабрики. Состав состоял из маленьких голубых вагончиков и таких же маленьких открытых платформ; на них перевозили пассажиров, которые задолго до подхода «кукушки» старались занять себе места. Отец Сергий вместе с другими ехал на такой открытой платформе, нахлобучив шапку-ушанку, срок носки которой давным-давно кончился, прижав к груди сплетенную из камыша сумку.
Однажды на платформу вскочили лихие молодчики и остановились напротив священника. Один из них, криво улыбнувшись, сказал: «Смотрите, поп сидит». Все притихли. Отец Сергий только посмотрел на них, но ничего не сказал, и они, смутившись его открытого решительного взгляда, отошли.
В Покровском храме отец Сергий прослужил более семи лет. Одна из женщин, знавшая его в то время, вспоминала о нем: «Мы знали о материальных трудностях батюшки и старались ему помочь, предлагали деньги, но батюшка говорил, что ему ничего не нужно, а деньги просил опустить в кружку, висящую на стене. На исповеди хотелось все рассказать отцу Сергию, хотя он никогда не настаивал, чтобы мы были откровенны. Совершая требы, он никогда не требовал денег, и если видел, что человеку трудно заплатить, совершал требы бесплатно. Так мы и остались ему должны за крестины, венчания и отпевания».
В конце 1937 года власти приняли решение храм закрыть. Один из жителей села по распоряжению сельсовета стал собирать подписи под заявлением о закрытии храма, но ему не удалось собрать много подписей. Вскоре после этого, в конце февраля 1938 года, отца Сергия вызвали в НКВД, где предупредили о готовящемся закрытии храма, а также намекнули на то, что и его собственное положение представляется в данный момент угрожающим. Несмотря на предупреждение о грозящем ему аресте, отец Сергий не оставил служения в храме. «Что же, — сказал он своим домашним, — прихожане придут молиться, а я окажусь дезертиром, предавшим Бога и паству».
2 марта 1938 года, отслужив литургию, отец Сергий вышел из храма; на улице его ждал извозчик, который отвез священника в районное отделение НКВД, а затем в Таганскую тюрьму.
— Следствие располагает данными, что вы вместе с офицерством выступали против красных? — спросил следователь.
— Во время восстания генералов наш полк из Бессарабии был двинут против красных войск под Петроград. Я был за генералов, но солдаты скоро обольшевизировались и против красных не пошли. Полк расформировали, и я уехал в Воронежскую губернию, — ответил отец Сергий.
— Следствие располагает данными, что вы активно вели среди населения контрреволюционную деятельность.
— Вся моя контрреволюция заключалась в церковной службе. В религиозной вере я воспитан с малых лет, вера вошла в мою плоть и кровь, и поэтому я — противник партии и правительства и тех мероприятий, которые они проводят. Открыто контрреволюции среди населения я не вел, но недовольство свое советской властью я высказывал среди некоторых верующих. Говорил о тяжелой жизни, о налогах, которые на меня и на других налагают. Другой политики я не касался.
— В какой вы церкви служили?
— Я служил в Покровской церкви в селе Покровском, а живу в Пушкинском районе. Налогами я не облагался, декларации в Райфо не подавал, за что был оштрафован. Штраф с меня был взят в Пушкинском Райфо. В Покровском храме я служил нелегально, так как не был зарегистрирован в Райфо. Так как я здесь не жил, то и предложил зарегистрироваться по месту жительства.
14 июня 1938 года Тройка НКВД приговорила отца Сергия к расстрелу. Протоиерей Сергий Кротков был расстрелян 1 июля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV -начала XVI в. (АСЭИ), М.,1952, Т.1, №182, с.131. Вероятно в этой грамоте идет речь о с.Муромцево, которое могло иметь несколько названий. Подробнее о с.Муромцево см. Иванов А.В. О чем рассказывает Воря. М., 2001, с.76-79
АСЭИ, Т.1. №290, с.207
Вкладная книга Троице-Сергиева монастыря (Изд. подг. Е.Н.Клитина, Т.Н.Манушина, Т.В.Николаева). Отв. ред. Б.А.Рыбаков. М., 1987
Там же. Упомянутый в источнике крестьянин д.Лукьянцево Гаврила Остафьев дал вклад не в качестве взноса при поступлении в монастырь, а с условием, что при желании постричься в монахи, он это сможет сделать без дополнительного взноса. Это следует из самой записи («за тот вклад, как хочет, постричь»), отличающейся от других подобных записей совершаемых при немедленном пострижении («и за тот вклад постригли») и из того, что Переписная книга 1624г. упоминает Гаврилу Остафьева среди крестьян д.Лукьянцево.
Там же, с.601
Чернов С.З. Сельские монастыри XIV - XV вв. на северо-востоке Московского княжества по археологическим данным, с.121
Чернов С.З. Сельские монастыри XIV - XV вв…., с.120
ПСЭИ, №158, с.114-115
Отдел рукописей Российской Государственной библиотеки (ОР РГБ). Ф.303. Кн.624, л.8
ОР РГБ. Ф.303. Кн.598, л.77
Акты Русского государства 1505-1526 гг. М., 1975, № 151, с.146
Бахтин М.М. Эпос и роман// Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975, с.458-461
Смирнова Э.С. Живопись Обонежья XIV - XVI вв. М., 1967, с.29, 32
Там же, с.46
Там же, с.107
Писцовые книги Московского государства. Ч.1, с.248-249
Карташёв А.В. Очерки по истории Русской Церкви. М., 1993, с.209
Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т.1, 1-я половина, М., 1880-1881, с.401
Вкладная книг Троице-Сергиева монастыря, с.61
Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в удельной Руси. СПб., 1910, с.70
Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси. М., 1996, с.16
Холмогоровы В. и Г. Исторические материалы о церквах и селах XVI - XVIII ст. Вып.5 Радонежская десятина (Московскаго уезда). М., 1887, с.139
Исторические материалы о церквах и селах, с.139
ОР РГБ. Ф.303. Кн.599, л.143-162.
РГАДА. Ф.1209. Кн.685, л.957
Протоиерей Скворцов Н.А. Материалы по Москве и Московской епархии за XVIII в. М. 1911, с.211-213
Предание сообщённое уроженцами д.Ряплово - Музыкиным Николаем Гавриловичем, 1924 г . рождения и Музыкиной Капиталиной Гавриловной, 1929 г . рождения.
ОР РГБ. Ф.303. Кн.599, л.143-162
Федотова Н.Ф. Прошлое земли Красноармейской. Красноармейск, 2002, с.94
Холмогоровы В. и Г. Исторические материалы о церквах и селах, с.139
Круглый год. Русский земледельческий календарь. Сост. А.Ф.Некрылова, М., 1991, с.190
Снегирёва Э.А. Антиклерикальные и антирелигиозные мотивы в русской народной сказке//Атеистические традиции русского народа. Л., 1982, с.107
Спирина Н.Д. Огни надземные//Журнал «На Восходе», № 8 (76), август, 2000.
Флетчер Д. О Государстве Русском. СПб., 1905, с.102; Концевич И.М. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси. М., 1993, с.171
Предание сообщено Музыкиной Капиталиной Гавриловной и Смотровой Анной Филипповной, 1929 г . рождения
Михайлов С. Единоверческие храмы в Гуслицах. Куровское, 2001, с.15
«Раскольнические» часовни и моленные ( 1898 г .)//Богородский край. Историко-краеведческий журнал Восточного Подмосковья, № 1, 2001, Ногинск-Богородск, с.18
Обряд несения гроба на полотенцах существовал не только у старообрядцев, а был повсеместно распространён у сельского населения, и его замена обрядом несения гроба на плечах в ворьских поселениях произошла примерно в 50-х годах ХХ в. На фотографии 1953 г . похорон уроженки с.Муромцево Музыкиной (в девичестве Мягковой) Екатерины Михайловны, 1898 г . рождения (из личного архива автора), гроб с телом покойной мужчины поддерживают то ли на длинных полотенцах, то ли на простынях. Отмеченная Е.А.Малышкиной особенность похоронного обряда заключалась не в том, что гроб несли на полотенцах, а в том, что несли его очень низко. Видимо, в народе, не придерживающемся старого обряда, обычай несения гроба уже изменился – его несли хоть и на полотенцах, но на более высоком уровне, почти на плечах.
Эти сведения вызывают определённые сомнения. Дело в том, что такая экспрессивность в обрядах наиболее присуща таким религиозным сектам, как молокане или хлысты, но у нас не имеется сведений о существовании таких групп в ворьских поселениях. Версия о том, что местные староверы имели какие-то связи с представителями молокан и хлыстов и в какой-то мере заимствовали некоторые элементы культа, маловероятна из-за консерватизма старообрядцев, хотя и не исключена – старообрядчество всё-таки было подвержено значительному расслоению на многочисленные течения.
ЦИАМ. Ф.2128. Оп.1. Кн.274
Кила – нарыв, опухоль с язвой.
Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси, с.68
Фишман О.М. Жизнь по вере: тихвинские карелы-старообрядцы. М., 2003, с.319, 324
Там же, с.318
Клибанов А.И. Духовная культура средневековой Руси, с.69
Смелянская Е.Б. Волшебники. Богохульники. Еретики. М., 2003, с.126
Шмелёв И.С. Богомолье. М., 1998, с.22-23
Антипов Н.И. О городе-труженике и о коммерческих воробьях// газета «Слово», спецвыпуск, февраль 2004
В храме Владимирской иконы Божией Матери в Маврино прихожанами особо почитается редкая икона Богородицы «Страстная». Икона рельефная, деревянная. Празднование в честь этой иконы с крестным ходом совершается в одиннадцатую пятницу по Пасхе. Может быть, именно об этой иконе и сохранилось в народе поверье о её чудесном обретении. См. Сидоренко А. Святыни Щёлковской земли. Информационный справочник. Щёлково, 2002, с.19
Жизнеописание о.Евгения Тростина составлено на основании воспоминаний Музыкиной Капиталины Гавриловны, Смотровой Анны Филипповны, Ивановой (Музыкиной) Клавдии Гвриловны, Якшиной Надежды и сведений, собранных и сообщённых священником Спасской церкви с.Петровского о.Василием.
Ныне архимандрит Гермоген (Муртазов) является духовником Псковского Снетогорского женского монастыря.
Булгаков С.Н. Свет невечерний. М., 1994, с.57, 60
